Немка. Повесть о незабытой юности

Началась последняя неделя 1945 года, в следующий понедельник – новогодний вечер. Получилось так, что один урок у нас выпал, оказался свободным, я разговаривала с Розой и не заметила, как Нона исчезла из класса. Вернулась она с сияющим лицом, когда уже прозвенел звонок на перемену. В руках у неё был свёрток, завёрнутый в белое. Таинственно она сунула свёрток в мою парту и на ухо мне прошептала: „Бинты".

От Розы или от Веры я узнала, что в нашем селе Степной Кучук вновь открывшейся библиотекой заведует Симоненко Иван, который очень хорошо рисует. Он еще летом вернулся с войны и подружился, а может, уже женился на Тане Брагинец из колхоза имени Карла Маркса. Таня была постарше нас. 7-ой класс она закончила в 1941 году, потом она с нами в 1944 начала учиться в 8-м классе. Так как она три года пропустила, ей было трудно учиться, и она оставила школу и стала работать в сельсовете секретаршей. Теперь она вышла замуж за человека, который хорошо рисует.

Всю эту неделю была напряженная работа в школе, до окончания четверти надо было написать несколько контрольных работ и сочинение. В субботу – это было 29 декабря 1945 года – нас отпустили на каникулы сразу после второго урока. (Суббота тогда была рабочая.) Валентина Андреевна объявила, чтобы все, кто готовит костюм, сегодня в 2:00 дня пришли в школу с готовыми или с неготовыми костюмами на генеральную репетицию. Я не объявилась, я ведь еще не знала, получится костюм или нет, и в то же время, у меня было подавленное настроение. Может быть, мне следует сказать и объяснить всё… Но было решено немедленно идти в Кучук. Картонная коробка была уже разобрана и отдельными листами вместе с журналом упакована. Короче говоря, еще до темноты я объявилась в сельсовете Степного Кучука. Таня была еще на месте, она очень обрадовалась встрече и, как всегда, весело смеялась. Она всегда была в хорошем настроении, и ей легко удавалось передать это настроение другим. Тут же она получила от шефа добро, чтобы уйти вместе со мной. Только на улице я объяснила, в чем дело, и она привела меня в библиотеку. Меня она представила как свою подругу и объяснила суть дела. Мне очень понравилось, как они встретились, и отметила про себя, что это любовь. Пока мы с Таней в стороне поведали друг другу о своей жизни, может, уже через полчаса на одной из картонок был контур головы коня с шеей в профиль, на второй картонке – контур головы спереди, были так хорошо изображены, что мы просто диву давались. Вторую часть профиля я должна была вырезать по первому. Еще он наметил на лобовой части места и форму глаз и ноздрей, спросил, чем я буду красить всю голову, на что я ответила: „сажей и молоком". На его вопрос, чем я буду склеивать, есть ли у меня хороший клей, я ответила: „Уж как-нибудь без клея всё соединю. Сошью нитками, потом всё покрашу". В заключение он дал мне немного чёрной туши для глаз и ноздрей в маленькой бутылочке. Я поблагодарила сердечно, и Таня вышла со мной вместе, чтобы немного проводить. Я была очень благодарна Тане, без неё я бы вряд ли посмела пойти к совершенно незнакомому человеку просить о помощи. Чувствуя себя обязанной, я и придумать не могла, чем её отблагодарить. Да и не было в те годы принято одаривать кого-либо за добровольно оказанную помощь. У ярка, возле сельсовета, мы остановились. Уже совсем стемнело, и Таня пообещала подождать здесь, пока я поднимусь на противоположный пригорок у молоканки.

Я бегом спустилась вниз, вспомнила при этом наши школьные проказы во время дежурства по военному делу и, весело смеясь, поднялась к молоканке. Крикнула Тане „спасибо и до свидания". В мыслях проходили картины из школьной жизни в Степном Кучуке… И вдруг я вспомнила, что у Розы ведь недавно был день рождения, ей уже исполнилось 17, а мне будет 17 в феврале. Боже! Как летит время… Никто тогда уже не праздновал дни рождения, мы просто забывали о них. Никто не желал счастья другому в день рождения. Возможно ли это было? Это вызвало бы насмешку. Здоровья желали друг другу только при чиханье. „На здоровье". „Спасибо".

То, что я узнала дома, меня потрясло до глубины. Никто не обрадовался моему приходу и не проявил интереса к свёртку, который я тут же сунула под швейную машину. „Что случилось?" – „У нас больше нечем кормить корову. Абсолютно нечем. Маруся принесла нам мешок сена, этого хватило кое-как на три дня". У Эллы выступили слёзы на глазах. „Почему ты не пойдешь к Кондрику?". – „В том-то и дело. Кондрик так изменился. Он меня даже слушать не хочет. И это, когда корова должна скоро отелиться. А у нас самих уже почти нечего есть… И на тебя он, как обычно, ничего не выделил".