Немка. Повесть о незабытой юности

На новогодний вечер я не осталась, и уже 29 декабря ушла домой в Кучук. Каждый вечер я ходила в клуб на репетиции. Вера Шевченко играла Марусю, подругу Наташи, с которой они проводили последнюю ночь в тюрьме перед казнью. Маня играла старую даму, зав. клубом – главную мужскую роль – не сравнится с Павлом, но сошло. Были ещё другие исполнители. Суфлёршей была Галина Шкурко. В небольшом хоре пели все участники. Завклубом Владимир Швед посоветовал мне иметь про запас ещё что-нибудь индивидуальное, например, рассказ или отрывок из какого-нибудь романа, из того, что я раньше уже представляла. Мне это казалось излишеством, но всё же взяла на заметку.

31 декабря 1946 года мы сыграли свадьбу Эллы и Лео Кельблера. 28 декабря они расписались в сельсовете, а вечером того же дня их „обвенчала" die Lisbeth-Mutter – бабушка Лиза. К свадьбе сварили красную свеклу, и отвар разливался как вино. Была всего одна рюмка, жених наливал и всем подавал выпить, большинство причмокивали при этом языком, будто это было лучшее вино. Все поздравляли молодожёнов и произносили наилучшие пожелания. Что-то было приготовлено на свадебный ужин (не помню что), затем снова отвар свеклы вместо вина, и моя сестра Мария запела песню, красивую немецкую песню, и все взрослые подхватили. Я и раньше восторгалась голосами моих двух сестёр, особенно Марии. Высоким или низким голосом, она всегда пела красиво. Из немецких песен, которые пелись и в Мариентале, у меня только одна осталась в памяти: „Schön ist die Jugend, sie kommt nicht mehr" (хороша молодость, но она невозвратима). Под одну из распеваемых песен тётя Нюра подхватила мою мать и пошли танцевать. Мария меня подняла, потом танцевали все, мать жениха и его две сестры, моя тётя Берта (теперь Вера), Евгения. И польку отплясывали под „Хопп-сасса" с воодушевлением. И дети танцевали со всеми вместе.

Так образовалась семья Кельблеров. Тоня и Иза остались Шнайдер, но со временем стали называть своего отчима Лео (Лёню) папой, потому как их родной отец не остался в их памяти, и Лео совсем непринуждённо, по-отечески относился к детям.

3 января в Кучукской школе проводился новогодний утренник для 1–4 классов. Близнецы умоляли меня сшить для них карнавальные костюмы, они не отходили от меня, пока я не согласилась. Совсем недавно мне сшили новое платье из ткани, которая ещё в Мариентале предназначалась для пошива наматрасника или мешков, и сейчас была крайняя нужда в мешках (для урожая картофеля, для сборки на топливо хвороста, лепёшек коровьего помёта и т. д.). Поскольку у меня была только одна юбка, меня спросили, буду ли я носить платье из этой тёмно-синей грубоватой ткани. „Буду", – сказала я, даже не посмотрев ткань. Платье было сшито по одной из моделей Эллиного журнала мод и получилось довольно красивым, только при стирке даже в холодной воде или в холодном щёлоке вода окрашивалась в чёрно-синий цвет, и со временем платье стало серого цвета. Тогда же оно было новое, пошито с застёжкой впереди сверху донизу, с расклёшенной юбкой и узкой талией. Зародилась идея изготовить из него для Тони черкесский маскарадный костюм. Смастерила и пришила патронташи впереди ниже талии, и поменьше – на обеих сторонах груди. Платье уменьшила только живульками. Лео выстрогал из дерева неплохую саблю, а вот кто и где раздобыл головной убор в виде папахи – не помню. Теперь предстояло мне Тоню научить танцевать „лезгинку". Для Изы я сделала костюм бабочки. Каркас из проволоки обшила чем-то светлым, наклеила вырезанные из журнала мод цветные кружочки, на ноги – Эллины белые чулки. Удивительно, но получилось всё хорошо. У моих подруг Веры и Мани я кое-что узнала о танце лезгинка и что черкесы танцуют его с ножом в зубах.

И вот вокруг новогодней ёлки под мелодию песни:

На заборе птичка сидела
и такую песенку пела,
„Купи мне, мама, ботинки,
я станцую танец лезгинка",

исполненную школьным учителем на баяне, Тоня лихо отплясывала этот танец, держа в зубах вынутую из ножен деревянную саблю, при этом она периодически выкрикивала: „Асса-асса!" – и вынимала саблю изо рта. Иза в костюме бабочки порхала изящно на носочках под музыку вальса, кружась, пригибаясь и словно взлетая опять…

Ими восхищались, им хлопали в ладоши, и их глаза сияли от счастья.

Через четыре дня состоялось колхозное собрание, и все знали, что будет большой концерт, в котором участвует Лида-немка.

После собрания небольшой перерыв. Начали мы с выступления хора, затем комедия „Дусина ошибка". Публика смеялась так, что я боялась, что они при последующей драме „Юность отцов" все будут дальше смеяться. Зал нашего клуба был переполнен. Совсем маленький перерыв – и занавес открылся. Тишина. Во время второй картины только всхлипывания были слышны. Ещё картины – и бурные аплодисменты. Мы уже два часа были на сцене. Завклубом Владимир Швед вышел к публике: „Спасибо за внимание". Раздался шум. Выкрики: „Мало!", „Ещё!", даже „Бис!".