Немногие для вечности живут… (сборник)

– Нет, не мигрень, но подай карандашик
ментоловый, –
Ни поволоки искусства, ни красок
пространства веселого!
Жизнь начиналась в корыте картавою
мокрою шёпотью,
И продолжалась она керосиновой
мягкою копотью.
Где-то на даче потом в лесном переплете
шагреневом
Вдруг разгорелась она почему-то огромным
пожаром сиреневым…

– Нет, не мигрень, но подай карандашик
ментоловый, –
Ни поволоки искусства, ни красок
пространства веселого!

Дальше, сквозь стекла цветные, сощурясь,
мучительно вижу я:
Небо как палица грозное, земля словно
плешина рыжая…

Дальше – еще не припомню – и дальше
как будто оборвано:
Пахнет немного смолою да, кажется,
тухлою ворванью…

– Нет, не мигрень, – но холод пространства
бесполого,
Свист разрываемой марли да рокот
гитары карболовой!

23 апреля 1931

«Сохрани мою речь навсегда…»

Сохрани мою речь навсегда
за привкус несчастья и дыма,
За смолу кругового терпенья,
за совестный деготь труда.
Как вода в новгородских колодцах должна быть
черна и сладима,
Чтобы в ней к Рождеству отразилась семью
плавниками звезда.

И за это, отец мой, мой друг и помощник
мой грубый,
Я – непризнанный брат, отщепенец
в народной семье –
Обещаю построить такие дремучие срубы,
Чтобы в них татарва опускала князей на бадье.

Лишь бы только любили меня эти
мерзлые плахи –
Как, прицелясь насмерть, городки
зашибают в саду, –
Я за это всю жизнь прохожу хоть
в железной рубахе
И для казни петровской в лесах топорище найду.

3 мая 1931

Канцона

Неужели я увижу завтра –
Слева сердце бьется – слава, бейся! –

Вас, банкиры горного ландшафта,
Вас, держатели могучих акций гнейса?

Там зрачок профессорский орлиный, –
Египтологи и нумизматы –
Это птицы сумрачно-хохлатые
С жестким мясом и широкою грудиной.

То Зевес подкручивает с толком
Золотыми пальцами краснодеревца
Замечательные луковицы-стекла –
Прозорливцу дар от псалмопевца.

Он глядит в бинокль прекрасный Цейса –
Дорогой подарок царь-Давида,
Замечает все морщины гнейсовые,
Где сосна иль деревушка-гнида.

Я покину край гипербореев,
Чтобы зреньем напитать судьбы развязку,
Я скажу «села» начальнику евреев
За его малиновую ласку.

Край небритых гор еще неясен,
Мелколесья колется щетина,
И свежа, как вымытая басня,
До оскомины зеленая долина.

Я люблю военные бинокли
С ростовщическою силой зренья.
Две лишь краски в мире не поблекли:
В желтой – зависть, в красной – нетерпенье.

26 мая 1931

Отрывки уничтоженных стихов

1