Немного безумия (СИ)

— И что же вам рассказать? — я всё таки сдался. Если доктор хотел узнать что-то интересное — милости просим, скоро это всё равно станет общественным достоянием. — Главврач лечебницы раньше работал в роддоме и уверовал в то, что все дети, рождённые в нём, обладают магией, поэтому он собирает их у себя в больнице и ставит эксперименты… это вы хотели услышать? Удовлетворили своё любопытство или вам ещё мало?..

— Перестаньте. Ваш обиженный тон неуместен. Мне действительно больно слышать то, что вы сказали. Многие мои коллеги трогаются умом на старости лет, это не новость, но такая вопиющая наглость и жестокость… В общем, весьма серьёзное обвинение. За многочисленные похищения, оккультные ритуалы и опыты на людях главврача ждёт жестокая казнь. У нас до сих пор не отменено колесования для тех деятелей науки, что возомнили себя богами. Но вам нужны очень убедительные доказательства.

— Поэтому мне придётся отправиться в психбольницу.

— Вас сразу же засекут: охрана лечебницы одна из лучших в городе. К слову, если вы не поняли весь масштаб трагедии — это огромный комплимент, если учитывать, сколько в нашем городе охраняемых особняков. — и откуда доктор знает, что в больнице хорошая охрана? Это настораживает.

— Тогда я обойду с запада.

— Там сплошные скалы, вы разобьётесь. — вновь парировал врач, не оставляя мне и шанса на успех.

— Я живучий.

— Куски живности на острых пирсах с вами не согласятся.

Логичные доводы доктора били по моим ушам, как набатный колокол. Я догадывался, что не проникну на остров, но не собирался мириться с этим в первые же минуты. Это слишком удручает. Буквально выбивает из равновесия.

— Значит, если я отпущу вас, то вы поплывёте в лечебницу за доказательствами причастности главврача к похищениям? — спросил меня угрюмый реалист, ворующий надежды.

— Вы совершенно правы. Тех совпадений, что я нашёл, явно недостаточно.

— Я не могу вас отпустить…

— Что?

— …одного. — сегодня я официально ввожу день удивлений.

— С какой стати вам взбрело в голову плыть со мной?

— Сами вы никогда не попадёте в больницу — вас сразу же поймают. Но я бывал в лечебнице и могу вам помочь.

— И что вы делали в психбольнице? Отдыхали телом и душой?

— Лучшим заграничным студентам делали экскурсии. Мы долго бродили по помещениям и как-то экскурсовод похвастался нам, что в случае бунта и захвата власти пациентами у них есть тайный ход. Эти бухту было сложно найти, но мы с моими заграничными друзьями никогда не сдавались на половине. Я смогу провести вас в лечебницу без шума.

— И зачем вам это? Обратной дороги не будет. Если поймают, то запишут, как сообщника.

— Я знаю, что это большой риск. Но также я понимаю и то, что если вы пропадёте, то дети никогда не вернуться к родителям. От вас зависят жизни, а я дал клятву защищать их. — кто-то ещё верит клятвам?

— Хм… — и что же на это ответить? — Спасибо.

— Вы должны поговорить с Маппи, не забыли?

— Ну да, я же обещал… — и не собирался сдержать обещание.

— Я не буду вам мешать. Оденусь в гражданское и буду ждать на первом этаже. Надо бы успеть пораньше, чтобы снять лодку.

— Проще украсть, целей будем.

— Как бы не противно это звучало, но вы правы. В наше время проще взять без проса, чем ответить на вопрос, зачем вам лодка в полночь.

Часть 3

Я стоял около палаты с номером 54. В больничном коридоре было очень холодно: у меня замёрзли кончики пальцев. Даже свет от ламп был ледяным. Неживым и тусклым, как в необычном морге, в котором хоронились не столько люди, сколько человеческие мечты. Они доживали свой век и падали в яму, где их засыпали пригоршнями чёрной земли на ржавой лопате реальности.

Я с ужасом осознал, что равнодушен к судьбе Маппи. Меня не трогала её история. Я не жалел её искренне и безвинно. Мне очень хотелось нащупать те струны моей души, что ещё готовы проявить сочувствие, но, похоже, они давно отыграли свои добросердечные мелодии и лопнули под слишком грубыми пальцами.

Люди так долго претворялись отзывчивыми, что окончательно стали камнями. В них больше не чувствуется уютного тепла, они предпочитают решать свои житейские проблемы, а не оплакивать чужие… И это правильно. Как можно поспорить с данным утверждением? Тот, кто делает благо другим, переживает из-за несчастий другого, — ошибка генетики. Человек всегда должен думать о себе, как о первом лице, потому что он изначально заточен только на выживание. Смотря на больных раком, туберкулёзом, инвалидов без рук и ног, кто и вправду жалел их, а не боялся, что станет таким же, и не пытался задобрить судьбу? Лелеял надежду обмануть… только вот кого? Себя? Бога, которому всё равно? Не знаю. Он пытался обмануть пустоту и думал: «мне жаль». Но ему не жаль, он просто страшится оказаться на паперти и поэтому жалеет несчастных на поверхности своей хитрой души или вырывает из глубины захламлённого разума сочувственный взгляд.

Как они выглядят, искренние глаза, что жалеют несчастного не из-за страха стать таким же? Не знаю. Должно быть, и не узнаю никогда. Никогда… что это за слово? Я часто обращаюсь к смыслу обычных выражений, потому что мне больше нечего делать.