Немного больше, чем любовь

– Если невеста еще здесь, значит, не повод, – пожал плечами дядя Алекс.

Агата фыркнула и показала дяде язык.

– Зефиркам слово не давали! – заметил Александр Колбецкий и прижал упирающуюся, дрожащую племянницу к себе. Выругался, коснувшись ледяных пальцев девушки. Прошептал:

– Сумасшедшая. Упрямая, как Станислав. Он бы не отступил, Агата. Он бы оценил и гром, и молнии, и прочее.

– Я не отступлю, дядя. Гроза – совсем не повод отменять церемонию.

– Шторм, – заметил Александр.

– Тем более…

Звук приближающегося мотоцикла Агата узнала сразу, но все равно не смогла сдержать улыбки, когда, немного забуксовав во влажном песке, на пляж въехал Елисей. Промокший насквозь, он стянул перепачканный в грязи шлем и с трудом поставил на подножку своего монстра, нашел глазами Агату и крикнул:

– Едут! Весь город едет! Дорогу расчищали всем миром, сестренка! Твой жених умеет убеждать!

Она знала это отлично.

Украшенную лентами праздничную арку по-прежнему беззастенчиво трепал ветер. Оставалось только удивляться, как хрупкое сооружение еще держалось. Дождя не было. Далекие раскаты грома отдавались странной болью в груди.

Лысоватый мужчина в строгом костюме и галстуке все говорил и говорил, но Агата его не слушала. Елисей не соврал: за ее спиной на пляже действительно собралась вся округа, и ее близкие, конечно, – тетя Лиза и дядя Александр; ухмыляющийся Елисей, грязный и с трудом удерживающий встревоженных собак; хмурый Павел и присмиревшая Алевтина рядом; мама и Анна.

Но Агата на них не смотрела. Как не смотрела и на Николая Орлова. Сжимая в руках букет белых лилий, Агата вглядывалась в бесконечное, холодное, безжалостное море. Море, которому было абсолютно все равно, будет она счастлива или нет.

– Да… – произнес Николай, сжимая в горячей ладони ее заледеневшие пальцы.

Агата наконец подняла на него глаза. На непривычно бледных щеках жениха алым полыхал румянец, а Агата вспомнила мельничный холм и грозу…

Тусклый свет пробивался сквозь покосившиеся, а местами и вовсе оторванные ставни, оставляя на полу неровные полосы. Агата задрожала. Только сейчас она поняла, насколько промокла и замерзла.

– Куртку лучше снять, – заметил Николай.

– Холодно, – возразила Агата, тщетно пытаясь унять дрожь.

– Снимай. Она все равно мокрая! – в голосе юноши прорезался металл, и Агата против воли подчинилась.

Николай же быстро расстегнул свою штормовку, стянул через голову свитер и протянул ей.

– Замерзнешь же, – проговорила девушка, но предложенный свитер надела.

Сразу стало тепло. И почему-то уютно.

– Не замерзну, – шепнул Николай и подошел вплотную.

Агата отступила назад и наткнулась спиной на стену. Юноша был уже рядом.

– Можно? – спросил он еле слышно, касаясь ее подбородка рукой.

– Да, – твердо сказала Агата и закрыла глаза.

Его губы были теплыми. И сухими. И такими нежными. Агате казалось, что ее бедное сердце сейчас выскочит из груди. Что еще немного – и ей не хватит дыхания. Он отстранился сам, одел на палец широкое кольцо, а потом уткнулся лбом в ее лоб и сжал в объятиях.

Позади пляж взорвался сотней голосов. Закатное небо полыхнуло яркой зарницей, грянул гром… Залаяли собаки.

Агата открыла глаза.

Впереди на темных волнах беззаботно покачивался «Флиппер».

Янек Берг стоял у руля. Поймав ее взгляд, он поднял руку и отсалютовал новобрачным бокалом.

В следующее мгновение взревел мотор. Подняв столб брызг, «Флиппер» развернулся и направился прочь от берега.

…Сидя в салоне самолета, Агата сжимала в руках книгу, которую Пашка вручил ей перед самым отъездом, и никак не могла решиться ее открыть.

«Поющие в терновнике» Колин Маккалоу пахли табаком, а еще почему-то грозой.

На самой первой странице аккуратным мужским почерком было написано:

«Края бездны сомкнулись, дышать нечем. Стоишь на дне и понимаешь – слишком поздно…»[6]

Эпилог

Эльза ждала его на скамейке в старом яблоневом саду. Несмотря на теплую для начала сентября погоду, осень уже вовсю вступила в свои права. Пахло переспелыми яблоками и прелой листвой. Еще накануне они договорились встретиться вечером. Павел посмотрел на часы: он опаздывал, стало немного неловко.

– Привет! – воскликнула Эльза и вскочила, подставив щеку для поцелуя.

– Привет! – прошептал Пашка.