Читаем Немного чьих-то чувств полностью

– Я интервьюирую большую шишку в «Клубе Старейших Консерваторов».

– Да? А я как раз перекусываю там с моим типчиком. А кого ты интервьюируешь?

– Ораса Уонклина, романиста.

Мои слова его, казалось, ошеломили.

– Провалиться мне, старый конь! Более поразительного совпадения со мной еще не случалось. Старина папаша Уонклин – это же тот типус, которому требуется наставник для его сына. Моя тетка сдружилась с ним на последнем обеде «Клуба Пера и Чернил». Черт, ситуация чревата возможностями, которые необходимо развить. Мы должны досуха высосать их все. Вот что от тебя требуется, малышок. Извлечь его взгляды касательно темы, которую ты наметил для обсуждения…

– Современная Девушка.

– Выслушав все, что он набормочет о Современной Девушке, ты скажешь: «Да, кстати, мистер Уонклин…» Или ты уже будешь на этом этапе называть его Орасом?

– Не буду.

– Ну, значит, мистер Уонклин. «Да, кстати, мистер Уонклин, – скажешь ты, – мой старый друг мистер Укридж упомянул, что он перекусывает с вами сегодня и вы взвешиваете, воспользоваться ли его услугами для вколачивания начатков образования в черепушку вашего сынка. Вы не можете отдать поганца в более надежные руки. Я много лет знаком со Стэнли Укриджем и могу с полной ответственностью сказать…» Ну и все такое прочее, что я могу спокойно оставить на тебя. Не ограничивай себя, Корки. Пусть золотые слова польются из уст твоих медовым потоком. Нет, это же редкостная удача. Я с самого начала полагал, что пожну ту или иную награду за мой добросердечный порыв.

– Какой сердечный… А! Ты про отчисление десятины на благотворительность?

– Вот именно.

– И когда же ты думаешь начать рассыпать щедроты?

– А я уже начал. Собственно говоря, практически я уже кончил. Остается только один достойный.

– А с двумя ты уже разделался?

– Да. И не скрою от тебя, Корки, в результате я совсем ослабел. Надеюсь, мой радушный хозяин не станет экономить на укрепляющих яствах и напитках, потому что мне требуется восстановить силы. Мой апломб был сокрушен вторым достойным. С первым все было в ажуре. Я увидел, что оборванный субъект стоит возле автомобиля, явно с целью пощекотать девушку за рулем. Ну, я просто подошел, сказал: «Вот вам, любезный», сунул шиллинг ему в лапу и быстро отвернулся, чтобы избежать его благодарностей. Но вот второй!..

Укридж задрожал. Он снял цилиндр Джорджа Таппера и утер лоб тем, что, по моему предположению, было одним из носовых платков Джорджа Таппера.

– Не так гладко?

– Испытание, старый конь, и притом тяжелейшее, которое оставило меня, как я упомянул, сокрушенным. Британская конституция, черт бы ее побрал!

– А?

– А так: сшит колпак, да не по-колпаковски, надо его переколпаковать.

– Ты пьян?

– Нет. Но полицейский считал, что да.

– Какой полицейский?

– Это длинная история.

У меня перед глазами мелькнуло видение Ораса Уонклина, меряющего шагами пол курительной «Старейших Консерваторов» и бормочущего: «Он не грядет», – но я закрыл глаза. Пусть я еще больше опоздаю на свидание, но я не мог никуда уйти, не проникнув в тайну полицейских, британской конституции и колпаков.

– Давай рассказывай, – потребовал я.

Укридж поправил галстук Джорджа Таппера, смахнул пылинку с рукава костюма Джорджа Таппера и внушительно ткнул меня в живот моим зонтиком.

– Корки, – сказал он вдохновенно, – вот какой совет я дал бы любому молодому человеку, вступающему в жизнь. Если ты намерен поддаться порыву, прежде проверь, не стоит ли у тебя за спиной субчик восьми футов в высоту и пропорционально в ширину. Ну а этот был, по-моему, ближе к восьми футам шести дюймам.

– Который?

– Так я же тебе говорю. У почты. Сунув оборванному субъекту его шиллинг, я вспомнил, что мне нужны марки, ну и – вполне в силах позволить себе подобный расход – я направился к почте на углу Стрэнда приобрести парочку-другую. Вхожу и вижу, что от окошечка меня отделяет только обворожительная девушка, принадлежащая, насколько я мог судить, к сословию стенографисток. Она нацелилась приобрести две штуки по два с половиной пенса, и, подобно всем девушкам, устроила из этого настоящий ритуал. Ты или я, когда нами овладевает потребность в марках, входим бодрым шагом, указываем количество, отстегиваем положенное и бодрым шагом удаляемся, но девушкам нравится медлить и превращать процесс в светский раут. А потому, пока я стоял в ожидании, у меня было достаточно времени оглядеться и усечь всевозможные предметы на обочинах. И среди них оказалась сумочка этой девушки, которую она положила рядом с собой на барьер. И эта сумочка меня растрогала, малышок. Такая жалобно-дешевая сумочка, красноречиво повествующая о честной бедности. Как и ее шляпка.

– Не всем нам дано лямзить головные уборы.

– Мое сердце заныло от сочувствия к бедной крошке. Я точно знал, сколько такая девушка зарабатывает в неделю. Какие-нибудь три или четыре фунта, которые ты или я выбрасываем на один обед в «Ритце».

При мысли о том, что Укридж обедает в «Ритце» и платит по счету, у меня сперло дыхание, так что он смог продолжать без вмешательства с моей стороны.

Перейти на страницу:

Все книги серии Вудхауз, Пэлем Грэнвил. Сборники

Золотце ты наше. Джим с Пиккадилли. Даровые деньги (сборник)
Золотце ты наше. Джим с Пиккадилли. Даровые деньги (сборник)

Настали новые времена.Пришли «ревущие двадцатые» XX века.Великосветским шалопаям приходится всячески изворачиваться, чтобы удержаться на плаву!Питер Бернс под натиском холодной и расчетливой невесты разрабатывает потрясающий план похищения сыночка бывшей жены миллионера, но переходит дорогу настоящим гангстерам…Великолепный Джимми Крокер, юный американский наследник, одержимый желанием превратиться в британского аристократа, вынужден признать, что на элегантной Пиккадилли, в отличие от родного Бродвея, его ждут одни неприятности…А лихие ирландцы Моллои, с присущим им обаянием и темпераментом, планируют мгновенно разбогатеть, сыграв на легендарной жадности и мнительности богача Лестера Кармоди, оказавшегося в когтях их клана…

Пелам Гренвилл Вудхаус , Пэлем Грэнвилл Вудхауз

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века / Юмор / Юмористическая проза

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары