Немного грусти в похмельном менте

— А я ее на тележке прямо сюда подвезу. Я буду рассказывать, а вы из-за занавесочки смотреть. Если меня смущаетесь.

— Кого ее-то? — направился к кабинке Лобов.

— А сейчас увидите…

* * *

— Вот, пожалуйста! — торжественным голосом произнес Новодельцев.

Сидя на газовсасывающих агрегатах, оба оперативника и стажер одновременно приоткрыли края занавесок и выглянули из кабинок.

Посреди комнаты на небольшой тележке стоял чудовищных размеров фаллоимитатор. В длину (или в высоту?) он имел метра полтора, а в толщину (или в диаметре?) сантиметров тридцать.

Кроме того, в… корневой, скажем так, своей части к предмету были прилажены ракетные стабилизаторы.

— Вот она, красавица, — с любовью во взоре смотрел на предмет Новодельский.

— Что это?.. — судорожно сглотнув от изумления, тихо спросил Юрий Страхов.

— Принципиально новая модель ракетного вооружения нашей родины. Я понимаю, что кого-то может поразить и даже шокировать ее форма. Но, поверьте мне, результаты моих исследований исчерпывающе доказывают тот факт, что именно такая форма — а в особенности аэродинамические свойства боеголовки — позволяет этой модификации с максимально незначительным усилием преодолевать сопротивление окружающей среды. Будь это плотные слои атмосферы или водная среда. Да-да! Моя ракета будет и подводным оружием! Мощным и стремительным, как удар молнии! И не нужно ничего придумывать, изобретать велосипед. Природа сама уже изобрела идеальные формы. Их необходимо только разглядеть! Да-с! — Леонард Новодельский гордо подбоченился. — Ну, я надеюсь, вы понимаете, что это очень и очень уменьшенная модель. Но действующая.

— Хотите сказать, что он… то есть она… у вас уже летала? — не сводил вытаращенных глаз с изделия Мышкин.

— Нет. Необходимы были некоторые доработки в маршевом двигателе.

— А теперь? — вновь сглотнув, спросил Страхов.

— Теперь практически все готово. Так… кое-какая мелкая наладка. Но в принципе… мой газотурбинный двигатель прошел стендовые испытания и установлен на этой модели. Теперь необходимо подкопить горючего, и можно вывозить на полигон. В совершенстве конструкции я полностью уверен и не сомневаюсь, но… — так, из суеверных соображений, если угодно — все свои чертежи и расчеты передам в соответствующие ведомства только после успешного запуска.

— А в боеголовке у вас что? — поинтересовался Страхов. — Не взрывчатка?

— Да господь с вами! — отмахнулся Новодельский. — Откуда у меня взрывчатка? Я что, террорист? Там инертный наполнитель. Так… для балансировки в полете.

— Вот тебе и здрассьте… — уставясь на «боеголовку», только и смог тихонько вымолвить Лобов.

Выйдя из квартиры Леонарда Амбросиевича Новодельского, опера вместе со стажером спускались по лестнице. Навстречу им поднимался одетый в черкесскую бурку и мохнатую папаху мужчина с густыми черными усами, закрывавшими ровно половину лица. Повстречавшись с оперативниками, мужчина бдительно окинул их горящим взором, подкрутил ус и продолжил свое восхождение наверх.

— Надо бы у него документы проверить, — робко предложил Мышкин. — Ведь явно же… кавказской национальности у него лицо.

— Тебе надо, ты и проверяй, — нелюбезно буркнул Страхов. — Очень это тебе надо?

— Вообще-то нет, — признался Трофим.

— Вот и не суйся с инициативой, пока приказа нету. Целее будешь и дольше проживешь. Проверено, — снисходительно поделился с ним ценным жизненным наблюдением Витя Лобов.

* * *

И Лобов был прав. Ибо попроси они у этого мужчины в бурке предъявить документы, он бы сунул им под нос книжицу в зловеще-черной обложке с золотым тиснением, из которой следовало, что «предъявитель сего» Павел Пончиков является агентом Федерального бюро национальной безопасности России. И теперь, за то, что они этот его тайный статус — в ущерб интересам национальной безопасности страны — дезавуировали, он… ну, например, вынужден их всех немедленно физически устранить на месте. Ничего, дескать, личного, ребята! Просто работа такая…

И что тогда, спрашивается, было бы делать? Дать по башке и арестовать? Глупо. Не за что больного человека арестовывать. Опять же, дать по башке и сдать санитарам? Так этих санитаров еще вызывать нужно, потом дожидаться. Это хлопотно. Можно было бы, конечно, просто отлупить и на этой лестнице и бросить. Но и это утомительно. Тем более что били Пашку Попчикова (практически ежедневно) все кому не лень, и от этого у него в организме — в качестве защитной реакции на побои — образовалась полная нечувствительность к физической боли. И лупить бы его пришлось очень долго, вплоть до полной отключки его больного сознания от окружающего мира. Ну а кому, спрашивается, это надо? Вот и выходит, что прав был Виктор.