Немного грусти в похмельном менте

— За что, начальник?.. — начал было плаксиво канючить хмырь, но даже те колебания воздуха, которые произошли в окружающем пространстве от звуков его писклявого голоса, так резанули похмельного опера по ушам, что Моргулис, словно раненый медведь, взревел, шарахнул кулаком по столу и, уже совершенно обезумев и почти теряя сознание от болевого шока, склонился вперед, приблизив свое лицо к источнику звука.

— Звук издашь, убью, — выдохнул он свистящим шепотом. — Веришь?

Хмырь немедленно с готовностью кивнул.

Молодец присел на краешек соседнего стола.

— Вот, — все таким же горячим шепотом произнес Моргулис, вынув из ящика стола несколько листиков мятой, не совсем чистой писчей бумаги и дешевую обгрызенную с одного конца шариковую ручку. — Пиши.

— А… чего писать-то? — тоже шепотом поинтересовался хмырь, придвигая к себе бумагу.

— Все пиши. Все, что знаешь.

— Вообще все?

— Ты надо мной издеваешься, да? — в очень нехорошей улыбке Моргулис обнажил крепкие, по явно несколько дней не чищеные зубы и потянулся к стоящей за его спиной прислоненной к батарее центрального отопления черной резиновой дубинке метровой длины. — Ты смерти моей хочешь, да?

— Да не, начальник, я чего… Я это… я напишу.

— Вот и пиши, — Моргулис вновь стиснул виски ладонями и прикрыл глаза. — Все пиши. Как убивал, как расчленял, где части тела закапывал…

— Да какое тело, начальник?! — вновь встрепенулся было хмырь. — Кости одни…

Огненная игла приступа чудовищной абстинентной мигрени[19] пронзила мозг Моргулиса такой невыносимой болью, что он замычал, откинул голову назад, а потом резко наклонился всем телом вперед и без замаха закатил хмырю такую оплеуху, что тот слетел со стула и откатился к стене.

— За что, начальник… ну за что… — скорчившись на полу и закрыв голову руками, чуть слышно скулил он.

— А чтобы не орал тут… прямо у меня над ухом, — обессилено прошептал Моргулис и взглянул на Молодца умоляющим взглядом.

— Так… — Молодец оторвал зад от обшарпанной столешницы и шагнул к двери. — Старший лейтенант, зайдите ко мне.

Моргулис медленно поднялся со стула и пошел вслед за своим командиром.

— А ты пиши пока, — обернулся он к хмырю, вышел из кабинета и запер дверь.

Войдя в свой кабинет, Молодец открыл сейф, вынул из него стакан и початую бутылку азербайджанского коньяка.

— Это из того конфиската, что мы на прошлой неделе изъяли? — с сомнением во взоре взглянул на бутылку Моргулис. — Он же паленый, Петрович…

— Паленый, — кивнул Молодец. — Но мы ж его пили? И ничего.

— А мы его разве пили? — искренне удивился Моргулис.

— Ну ты даешь… — тряхнул головой Молодец. — А куда же он весь девался?

— А… — что-то припоминая, Моргулис протянул руку к наполовину наполненному стакану. — Это когда Витьки Лобова самогон закончился, мы тебя все-таки на конфискат раскололи, чтобы догнаться[20]. Верно. Но его же целый ящик был, куда ж он делся?

— Туда и делся, — пожал плечами Молодец и кивнул на стакан, который нетвердой рукой держал Моргулис. — Не микрофон это тебе. Давай, не тяни… не одному тебе херово.

— Щас, Петрович. Собраться надо. Боюсь, может не пойти.

— На, — достав из ящика стола крохотное сморщенное яблоко, Молодец протянул его Моргулису.

Тот шумно вдохнул, выдохнул, зажмурился, в два крупных глотка опустошил стакан, закинул голову назад, схватился рукой за горло и замер.

— Закуси, Коля, закуси… а то и правда… не приживется еще.

Моргулис наконец-то задышал, убрал руку с горла и, откусив маленький кусочек яблочка, взглянул на Молодца прослезившимися глазами.

— Человек сильнее собственного организма, — задыхаясь констатировал он. — В несколько раз.

— Так это ж… — соглашаясь с ним, Молодец пожал одним плечом и, взяв у Моргулиса пустой стакан, налил в него свою порцию бодяжного пойла. — Это же неоднократно проверено. И надежно подтверждено.

— Ну? И что за пассажир[21] у тебя там в кабинете парится[22]? — Молодец убрал пустую бутылку в ящик стола.

Реанимированный Моргулис расправил плечи и прикуривал сигарету.

— Здрас-сте… — недоуменно воззрился он на своего начальника. — Ты ж сам мне его вчера сосватал, Петрович. Ты чего, не помнишь, что ли?

— Ну-ка напомни… — потер лоб Молодец.

— Ну как… дескать, заява пришла с такого-то адреса от соседей. Что, мол, возможно, мокруха там, а то и расчлененка[23] даже.

— Заява письменная, зарегистрировали?

— Не-а, — мотнул головой Моргулис. — Ты вроде говорил, что по телефону в дежурную часть Висюльцеву кто-то брякнул. Мы поэтому сразу и не поехали. Тем более что… поздновато уже было. Да и кому ехать? Все разбрелись уже. Я один дежурить оставался. Решили отложить до утра. Вот… сегодня я туда, в тот адрес, съездил и… приволок. Злодея этого.

— Так там на самом деле мокруха?

— Петрович… я ж один туда ездил. Криминалиста вообще вторые сутки найти не могут. Ни дома его нет, нигде. Хоть в розыск объявляй…

— Нет, — подумав, помотал головой Молодец. — Не имеем права.

— Почему? — недопонял Моргулис.

— Трех суток не прошло.

— А-а…

— По истечении трех суток пусть родственники заяву пишут, будем искать. Так по закону положено.