Немного любви (ЛП)

Тихий звук воды, капающей на пол с моей мокрой одежды, заставил меня пойти по коридору к ванной, о которой он сказал. И если я правильно помнил…

Я приоткрыл раздвижные двери напротив ванной и увидел стиральную машину и сушилку, новенькую, но на том же месте, где много лет назад видел бабушкины складные корзины. Оглянувшись назад, чтобы убедиться, что я по-прежнему один, я стянул свою рубашку, следом брюки и положил их в сушилку. Затем я включил её на мощность побольше, схватил полотенце из тайника над головой и прошёл в ванную, чтобы принять душ.

Вода всё ещё была обжигающе горячей, хоть Лукас принимал душ наверху, но я всё равно быстро ополоснулся, а затем обкрутил вокруг талии полотенце.

В коридоре стены по-прежнему украшали рамки с фотографиями, как я и помнил, и я остановился перед фотографией Лукаса и его родителей, сделанной незадолго до того, как он приехал в Южный Хэйвен. С чёрными волосами и бронзовой кожей, он был как две капли воды похож на своего отца-сварщика, особенно сейчас, и Лукас всегда говорил, что унаследовал любовь к рисованию от своей светловолосой матери-художницы.

Ха. Он совместил работы своих родителей — сварку и искусство — чтобы создать нечто собственное.

— Какого чёрта ты делаешь?

От злого тона Лукаса я развернулся и увидел, что он стоит в конце коридора, с горящим взглядом. И будь я проклят, но сразу после душа он выглядел так же хорошо, как и в пропитанной дождём одежде. Он надел порванные джинсы и голубую футболку с эмблемой Сиэтла, которая была такой тусклой, что, наверное, он купил её на память об этом городе, прежде чем переехал на юг, и его волосы всё ещё были мокрыми и практически торчали на макушке. Удивительно, как сексуально он по-прежнему выглядел. Его тело было подтянутым в такой степени, что можно было понять, что он зарабатывает на жизнь физическим трудом, его плечи были уверенно расправлены, на что в школе были только намёки. В какой-то момент он полностью стал собой, и я почувствовал внутри укол сожаления от того, что пропустил это.

— Какого хрена ты делаешь в полотенце? — произнёс он, вырывая меня из мыслей. — Потерял где-то одежду?

— Ты сказал мне принять душ.

— Я не говорил тебе голым бегать по моему дому.

Ну, нет, этого он мне не говорил, но судя по пылкому взгляду, он возражал не так сильно, как утверждал.

Придерживая полотенце на месте, где завязал, я пожал плечами.

— Не совсем голым. Кроме того, разве ты хотел, чтобы я сидел на твоём диване в мокрой одежде? — я кивнул на всё ещё работающую сушилку. — Вещи будут готовы через минуту.

Лукас раздражённо вздохнул, избегая взглядов на мою обнажённую грудь, но это значило, что его взгляд опустился на единственную мою прикрытую часть и задержался ниже талии достаточно долго, чтобы мой член поднялся и тут же пришёл в боевую готовность. Глаза Лукаса расширились от невольной реакции под моим полотенцем, и он прокашлялся, прежде чем развернуться на пятках.

— Тогда, полагаю, чувствуй себя как дома.

Вау… Он по-прежнему нервничает из-за меня, — на моих губах от этой мысли появилась улыбка. Этот сексуальный, уверенный мужчина по-прежнему нервничает из-за меня. Наверное, это не должно было делать меня твёрже, но сделало. Я потянулся вниз, чтобы взять себя под контроль, ущипнув себя за головку.

— Постараюсь, — сказал я.

Но прежде чем дойти до кухни, Лукас остановился, а затем через секунду произнёс:

— Голоден?

Урчание моего живота ответило на вопрос за меня, и он кивнул, прежде чем пройти на кухню.

Это было забавно… как бы он ни упрекал меня тем, что я у него дома, манеры Лукаса не позволяли ему не предложить поесть или подвезти человека во время шторма. Так что, каким бы он ни хотел быть напыщенным и какие бы злые слова ни хотел бросать в мою сторону, я приму их, потому что внутри у Лукаса была добрая душа. Он мог сейчас быть другим, но часть его никогда не изменится. И это вызывало у меня желание узнать мужчину, которого я упустил.

Когда я прошёл за ним на кухню, он проигнорировал меня и принялся доставать мясо для сэндвичей, хлеб и приправы. Я сел на один из барных стульев у стойки, а он продолжал избегать взглядов в мою сторону. Но то, что он не смотрел на меня, давало мне кучу времени понаблюдать за ним, что было нежелательно, если судить по звону тарелок, которые он специально ронял, и по грохоту ящиков с посудой.

— Я ведь тебя не отвлекаю? — спросил я. И я снова испытывал свою удачу.

— Ещё как. Отвлекаешь.

— Тебя больше беспокою я или моя нагота?

Рука Лукаса замерла, пока он размазывал майонез по куску хлеба.

— Твоё присутствие в целом раздражает и не приветствуется.

Я сдерживал смех. Вот, что значит быть резким.

— Ты говоришь немного прямее, чем раньше.

— Когда я сказал, что тебе нужно остаться и переждать шторм, я не говорил, что мы будем предаваться воспоминаниям.

— Так мы не можем поговорить?

— Мне нечего тебе сказать.

— Имеешь в виду, ничего приятного, — сказал я. — Что ж, это нормально, потому что мне есть, что тебе сказать.

— Джексон, я не хочу этого слышать.

— Услышишь, хочешь ты этого или нет. Это нужно сказать.