Немного ненависти

Броуду хотелось спорить с ней, но было невозможно найти брешь в ее очевидном здравом смысле. Он лежал, угрюмый, слушая стук ботинок и гул раздраженных голосов на улице. На соседнем перекрестке девчонка выкрикивала за медяки плохие новости: хлебный бунт в Хольстгорме, попытка сжечь фабрику в Колоне, мятежи во всех концах Срединных земель… И война – война на Севере.

– Это все я виноват, – пробормотал он, не найдя способа напасть на Лидди и вместо этого переключившись на себя. – Не нужно было идти на войну.

– Я тебя отпустила. И я не уберегла ферму.

– С фермой так или иначе было покончено. Со всей той жизнью. Для вас с Май было бы лучше, если бы я вообще не возвращался.

Она положила твердую ладонь на его щеку. Повернула голову так, чтобы взглянуть ему прямо в глаза:

– Не говори так, Гуннар. Никогда не говори так!

– Я их убил, Лидди, – прошептал он. – Я их убил…

Она промолчала. Что она могла сказать?

– В один момент я все изгадил, – продолжал Броуд. – Хоть что-то я могу не разрушать?

– Нет ничего, чего нельзя разрушить за один момент, – сказала Лидди. – Все постоянно висит на волоске. Но теперь мы должны смотреть вперед. Это все, что нам остается. Двигаться дальше.

– Я все исправлю, – пообещал он. – Я найду здесь работу.

– Конечно, найдешь.

Лидди заставила себя улыбнуться. Кажется, это стоило ей немалых усилий, но улыбка все же появилась на ее лице.

– Ты хороший человек, Гуннар.

Он вздрогнул, чувствуя в носоглотке пощипывающие слезы.

– Больше никаких разборок, – проговорил Броуд, глухо и хрипло. – Я обещаю, Лидди.

Он обнаружил, что его кулаки снова стиснуты, и заставил себя разжать их.

– С этого момента я больше ни во что не ввязываюсь.

– Гуннар, – тихо и серьезно отозвалась она, – не давай обещаний, если не уверен, что сможешь их сдержать.

На их кровать с потолка просыпалась струйка пыли. Дальше по улице, на литейной фабрике, уже запускали машины, от которых начинала трястись вся комната.

_{* * *}

Только завернув за угол, Броуд понял, куда стоит его очередь. Над большими раздвижными дверьми склада виднелись позолоченные буквы: «ЭЛЬ КЭДМЕНА», изнутри доносился грохот и гулкие удары. Пивоварня!

Половину времени, проведенного им в Стирии, он был пьян, а в остальное время собирался напиться. Он пообещал не ввязываться в разборки – а для него, как он хорошо знал, разборки скрывались на донышке каждой бутылки.

Однако в Вальбеке искушения подстерегали на каждом шагу. В каждом втором здании располагалась пивная, закусочная или рюмочная. Одни имели лицензию, другие действовали нелегально; вокруг всегда роились шлюхи, воры и попрошайки, словно мухи вокруг навозной кучи, а если тебе было не добраться до соседней двери, чтобы утопить в спиртном свои горести, то под рукой всегда имелись мальчишки, обегавшие улицы с бочонком на спине, готовые принести тебе пиво на дом.

Так что касательно данного Броудом обещания держаться подальше от разборок пивоварня не предвещала ничего хорошего. Но он вообще пока не встречал в Вальбеке ничего хорошего, а где-то работать было надо. Поэтому он поплотнее запахнул свою куртку, сгорбился под мелким темным дождичком, падавшим с чернильно-темного неба, и передвинулся еще на полшага вперед.

– Как рано ни приходи, все равно здесь очередь, – пожаловался немолодой человек с серым лицом и серыми волосами, в протертой на рукавах куртке.

– В Вальбек стекается все больше и больше народа, и все ищут работу, – пробормотал кто-то другой.

– Да, работа всем нужна. И ее всегда не хватает. А ведь прежде у меня был собственный дом, там, в долине возле Хамбернольта. Знаешь, где это?

– Не сказал бы, – буркнул Броуд, вспоминая свою собственную долину.

Зеленые деревья под легким ветерком… мягкая зеленая трава, щекочущая лодыжки… Он знал, что в памяти все предстает лучше, чем было, что на ферме приходилось тяжело трудиться за мизерное вознаграждение – но по крайней мере там была зелень. В Вальбеке зеленым не было ничего. Не считая, может быть, реки, в которой плавали огромные цветные пятна с красильного производства выше по течению.

– Прекрасная была долина, да, – продолжал нудеть серолицый. – И дом хороший, в лесу, возле речки. У меня там пятеро ребятишек выросло. Я был углежогом – сам понимаешь, вырубал молодняк и пережигал в уголь, и зарабатывал на этом неплохие деньги. Потом вверху долины построили печь и стали производить дешевый уголь, да к тому же всю речку изгадили дегтем… – Он длинно, беспомощно шмыгнул носом. – Цены падали все ниже и ниже. А в конце концов лорд Барезин, будь он проклят, вообще вырубил весь лес – пастбищ ему было мало.

Мимо прогрохотала большая повозка, подняв колесами липкую грязь с дороги и обдав очередь дождем брызг. Люди возмущенно заорали, осыпая возницу ругательствами, возница заорал и принялся осыпать ругательствами их самих, и все передвинулись еще на полшага вперед.

– Мальчишки мои разбежались, занялись своими делами. Один погиб в Стирии. Другой женился где-то под Колоном, как я слышал. Пришлось занимать деньги, дом я свой потерял. Прекрасная была долина…