Немного ненависти

В помещении склада сбилось в кучу, должно быть, не меньше пяти сотен человек. Тут было жарко, как в печи, шумно, как на бойне, и стоял запах застарелого дегтя, немытых тел и ярости. Склад был тускло освещен факелами, и их мечущийся свет придавал всему оттенок безумия. Вдоль одной стены кто-то растянул огромный плакат, сделанный из старых простыней, с небрежно намалеванными на нем словами: «ТЕПЕРЬ ИЛИ НИКОГДА!»

Какие-то детишки, взобравшись наверх, сидели на стропилах под крышей, болтая ногами. На мгновение Вик показалось, что под ними болтается ряд повешенных. Затем она разглядела, что это были соломенные куклы с нарисованными ухмыляющимися лицами. Король и королева с надвинутыми на глаза деревянными коронами. Толстый лорд-канцлер Городец, скрюченный архилектор Глокта. Лысый, с палкой в руке – это, должно быть, Байяз, Первый из магов. Первые люди правительства, великие люди, прилюдно выставленные на посмешище.

Они вытащили старую повозку, служившую помостом, и теперь на ней стояла женщина, давая им представление не хуже любой актрисы. Одна тонкая рука сжимала поручень повозки, другой она яростно рубила воздух.

Видимо, Судья, решила Вик – и у нее явно было призвание к театру. На ней была старая помятая кираса с проржавевшими заклепками, надетая поверх рваного красного платья, которое некогда могло служить свадебной одеждой какой-нибудь аристократке. Масса ее огненно-рыжих волос была вся заплетена в косички, беспорядочно уложенные и заколотые, так что получилось какое-то безумное гнездо. Ее выпученные глаза казались огромными на костистом, покрытом пятнами лице – черные и пустые, они отражали пламя факелов, так что создавалось впечатление, будто внутри ее черепа пылает огонь. Возможно, так оно и было.

– Время для разговоров осталось далеко в прошлом!

Ее дикий, пронзительный голос заставил Вик вздрогнуть.

– Разговоры никогда не могли дать ничего… – женщина на мгновение остановилась, склонив голову к одному плечу, с тонкой усмешкой, блуждающей на губах, – …что не могло быть добыто с помощью огня!

– Жги их! – заорал кто-то в толпе.

– Жги фабрики!

– Жги фабрикантов!

– Жги все подряд! – завизжал какой-то мальчишка со стропил, настолько возбужденный, что едва не свалился вниз.

Толпа подхватила призыв:

– Жги! Жги! Жги!

Кулаки молотили воздух, на обнаженных предплечьях мелькали татуировки. Такие же, какие бывали у бунтовщиков в Старикланде: изменнические лозунги, горделиво выставленные напоказ. Было и оружие, вздымаемое из толпы в такт выкрикам, и это были не только обычные ремесленные орудия, заостренные к случаю. Секиры. Мечи. По меньшей мере один арбалет. Солдатское оружие, предназначенное для убийства.

– Ну, что я тебе говорил?

Человек по имени Гуннар стоял рядом с ней и качал головой, глядя, как Судья мечется взад-вперед по сцене, подбадривая толпу, чтобы кричали громче.

– Если бы я знала, что надо приходить в костюмах, то постаралась бы принарядиться получше, – вполголоса отозвалась Вик.

Она могла при необходимости найти меткую реплику, но говоря по правде, она чувствовала себя выбитой из колеи. Вик ожидала найти в Вальбеке дюжину хвастливых глупцов наподобие Гриз, прячущихся по подвалам и спорящих о том, в какой цвет раскрасить прекрасный новый мир, который никогда не наступит. Вместо этого здешние ломатели оказались вооруженной и организованной массой, исповедующей открытый бунт. Она была выбита из колеи, и это состояние было для нее непривычным. Ее ум изо всех сил старался справиться с происходящим.

– Ну-ка, постойте! – На повозку взобрался пожилой человек и встал рядом с Судьей. – Погодите-ка!

– Малмер, – пояснил Гуннар, наклоняясь к уху Вик. – Он хороший человек.

Малмер был полной противоположностью Судье. Большой, плотный, одетый в простую рабочую одежду, с лицом, изборожденным морщинами от многолетнего труда, стальная седина на лысеющей голове, весь как ушат ледяного спокойствия, вылитый на ее пылающую ярость.

– Всегда можно найти тех, кому не терпится что-нибудь поджечь, – проговорил он, поворачиваясь к изнемогающему от духоты складу. – Найти тех, кто будет потом строить на пожарище, гораздо сложнее.

Судья скрестила руки на груди поверх своей мятой кирасы, окидывая Малмера высокомерно-насмешливым взглядом, но остальная толпа приутихла, чтобы послушать, что он скажет.

– Все вы пришли сюда, потому что вам не по душе, как идут дела в городе, – продолжал Малмер. – А кому они по душе?

Гуннар хмыкнул и задумчиво кивнул.

– Я родился здесь. Жил в этом городе всю свою жизнь. Думаете, мне нравится, как тут все переменилось? Нравится, что в реке течет дерьмо, да и на улицах дерьма по колено?

С каждой фразой его голос набирал силу, и с каждой фразой в толпе слышался ответный рокот.

– Думаете, мне нравится смотреть, как добрых людей лишают работы из-за прихоти каких-то ублюдков, рожденных на высоком месте? Как у нас отбирают наши права, чтобы они могли утолить свою жадность? Как с добрыми людьми обращаются словно со скотом?

– Бей фабрикантов! – завопила Судья, и толпа заорала и заулюлюкала, завыла и засвистела в ответ.