Немного о многом

Когда-то давно, в докапиталистическую эпоху, существовала жесткая иерархия: Бог, власть, деньги. Бог был превыше всего, а деньги находились на нижней иерархической ступени. Власть была у Бога и делегировалась им церкви и монархам, власть можно было конвертировать в деньги, но обратное было невозможно. У власти деньги были. Но у денег — власти не было. Нельзя было купить царский трон, дворянский титул. Деньги не давали допуска к политике, к принятию законов, к институтам власти вообще. Они были лишь атрибутом и инструментом в руках монархической и феодальной власти. При этом жесткие сословные рамки четко разграничивали возможности, желания и потребности членов общества. И так было достаточно долго. Но примерно 500 лет назад в Венеции и Генуе, Голландии, Англии начались серьезные процессы, повлекшие за собой кардинальные изменения во всем мире — Бог был лишен верховенства, а на вершине иерархической пирамиды остались деньги и власть, причем стали они понятиями конвертируемыми. Произошло это потому, что изменилась (вернее, была изменена) общественная система — были существенно ослаблены барьеры между сословиями. Стало возможным, чтобы власть доставалась людям, все достоинство которых заключается в наличии денег. И сразу же возник вопрос — а если при наличии денег это позволено одним, то почему этого нельзя хотеть и другим, и почему не всем? Так было положено начало процессу, результаты которого мы наблюдаем сегодня. Божественные законы уступили место конституциям, а сакральность власти, поставленная под сомнение 500 лет назад, окончательно и повсеместно была ликвидирована в начале XX века в результате Первой мировой войны, когда исчезли последние империи и монархии, а политическая власть повсеместно стала выборной. Здесь важно отметить, что промышленная революция XVII века в Англии, положившая начало индустриализации общества, стала не причиной, а результатом распространения капиталистической идеологии — технологии должны были быть сначала востребованы, чтобы возникнуть. Нужна была потребность в них. Ведь в мире, который построен по иерархии от высшей небесной власти к власти монарха и дальше вниз, нет большой потребности в технологиях. В таком мире бессмысленно все время наращивать потребление. Потому что существование сословной иерархии четко разграничивало потребности — простолюдин не стремился одеваться подобно элитам и носить пурпурный плащ с золотым поясом, а крестьянин не вооружался как рыцарь и не заказывал себе доспехи стоимостью в небольшое графство. Человек рассматривал качество своей жизни в рамках своего места в обществе — достаточно четко определенного. Социальным статусом человека его потребности и определялись, и ограничивались. Но после ослабления, а затем и уничтожения сословных рамок на первый план вышли деньги, дающие равные возможности всем, у кого в руках они находятся. Как следствие этого «выравнивания», потребности огромного числа людей в течение короткого времени колоссально возросли — каждый стал стремиться к максимуму, желать наибольшего. Возник потребительский максимализм, сам по себе обреченный на бесконечную и безрезультатную гонку за лучшим, которое ежедневно меняется. Сторонники капитализма активно поощряли разрушение сословных рамок в различных странах путем буржуазных революций и радикальных реформ, декларируя создание общества «равных возможностей», а по сути — равных, ничем не ограниченных потребностей. Ибо только в условиях такого огромного, непрерывно растущего спроса он, капитализм, вообще способен был существовать. Сегодня, в условиях глобализации мировой экономики, уже невозможно остановить, ограничить желания рядового человека. С самого рождения он движется к «потребительской мечте» — обладанию наибольшим количеством наилучшего. Но неограниченные потребности человечества рано или поздно должны наткнуться на ограниченность ресурсов — именно это мы уже имеем сегодня.