— Сейчас скину контакты следователя, сегодня после двенадцати, а лучше завтра с утра, надо будет подъехать к нему. Еще раз соболезную.
— Хорошо. Подъеду.
Бип — бип — бип.
Все.
Нет, не может быть.
Это неправда.
Саша, как же так?
[1] Бюро судебно-медицинской экспертизы, центральный городской морг.
Глава 8
Руслан
Да, он, как бы знал, что его драгоценные родители — вечный сюрприз с подвохом. Знал. Но все равно: каждый трэш — как первый раз в первый класс, ёпрст.
Его семейство дивное, оно и про любовь, и про мечту, и про заботу с пониманием. Да.
Но нудное мозгоедство, настойчивые увещевания, жесткие требования и выбивание дерьма кулаками — это тоже они.
Так что он, с одной стороны, совершенно четко — в шоколаде, а вот с другой — как получится…
Поэтому прибыв в отчий дом после изматывающего марш-броска по зимней пересеченной местности в полной снаряге, царящей атмосфере какой-то мутно-тревожной удивился. Но потом вспомнил сообщение, что пришло от профессора Алиева в середине дня, и расслабился.
Все у них как всегда:
— Да, родители, тихонько зажечь маленький фонтанчик — это не про вас, да? Надо чтобы фейерверк на триста залпов, не меньше. Дед Реваз, кстати, в восторге! Гордится, что у вас до сих пор чуть что — трындец по всем фронтам и кровь по стенам…
Тут бы маме посмеяться, погладить папу Влада по щеке или затылку, а тому жмуриться довольно и за спиной показывать на пальцах, куда таким юмористам — недоучкам следует пойти поискать… свой талант, например.
А они сидят мрачные, переглядываются тревожно. Вернее, мать, прямо скажем — в печали, а батя почти в панике.
Что, бл*? Опять эта его прошм… хм, аспирантка маму расстроила, коза непуганая?
— Это ты точно отметил, про кровь, — отмирает отец.
— Блин, чего стряслось?
Покосившись на маму, папа Влад выдает неожиданное:
— Миронов сегодня разбился.
— Да ладно? Все же догнал его столб? — язык мой до сих пор впереди мозга, зараза.
Мама мрачно зыркает и сухо сообщает:
— Рус, это не смешно…
— Да, мам. Ни хрена не смешно, но горевать о человеке, которому я никогда не был нужен — ну, такое. Не для меня, короче. Батя зачетный у меня твоими стараниями есть, так что мне вообще похрен.
— Как-то это не по-человечески, что ли? — печалится самая важная женщина в моей жизни.
— Мам, по-человечески было жрать тебе мозг столько лет? Мучить и обижать?
Хмурится, святая женщина. Как же: воспитание, приличия! Кому они здесь сейчас?
— Ну, было же и хорошее? — вопросительные интонации маминого голоса очень раздражают. Будто кота облезлого просит пожалеть, фу.
Может, от этого резко уточняю:
— Что? Пирожные, изысканный кофе, литры «Мартини», неурочные визиты? — а чего, разве за последние годы от Александра Михайловича, кроме головной боли и ссор родителей было еще что-то?
Но мама витает где-то в своих мыслях, потому что тянет задумчиво и нежно:
— Тебя вот мне подарил.
— А, так это единственное хорошее, что про него можно вспомнить, как ты и говорила про покойных. Остальное — один геморр.
— Что я там такое про кофе с пирожными услышал? — внезапно влезает папа Влад.
Ёпрст.
— А ты не знал? Да, ну, м-да… э, короче, значит, вот… — сука, снова я подставил мать. Да сколько еще я буду сначала ляпать, потом думать?
— Руслан, мама твоя Королева! — о, батя гневается.
Вот, бл*, язык мой, как всегда.
— Мама — Королева, это да. Но ты не психуй сразу, лады? Он мать подкарауливал, откуда только знал, что она выходит с работы, — кстати, так мы с Марком и не въехали в эту тему, хотя братишка и бесился знатно.
Отец что-то обдумывает, а потом все равно возвращается к разговору:
— Ну, теперь понятно — откуда… но ты продолжай, продолжай, — и косится на маму очень недобро.
Но мама моя, она же не просто какая-то там серая мышка — скромная домохозяйка? Нет. Мать рулит всегда и всем. Вот и сейчас тоже:
— Ну, глупости же обсуждаем. Давайте сначала решим — чего делать срочно, а потом уже поговорим про пирожные, что мне носил бывший, и которыми питалась вся кафедра?
— Хорошо, сначала окончательное упокоение, а потом все остальное. Но дорогая, от подробного разбора полётов ты не отвертишься, — явно чего-то задумавший батя сверкает в мамину сторону глазами.
Маргарита Анатольевна отвечает симметрично:
— Боюсь-боюсь…
Тут я непроизвольно краснею и есть отчего, так-то. Как-то я на них случайно наткнулся в ванной.
Да, хм.
Вот это страсть! Какие чувства!
Нет, ушел сразу, понятное дело, но краснею до сих пор.
— Итак, предлагаю кремацию, и развеять его над Ладогой потом, — деловито определяет папа Влад.
Мама соглашается:
— Отличный план. Так и поступим, тем более Саша в свое время об этом же говорил. Правда, развеять его мы должны были над Финским заливом.
— Ничего, попутешествует немного дольше, — хмыкает отец.
Родители машут мне, мол, свободен, и переходят уже к процессу претворения плана в жизнь:
— Звони в его шарашку, а лучше — сразу адвокату.
Удаляюсь в свою комнату.
Мне же, вроде как, помыться и прийти в себя после тяжелого выезда надо.
И подумать.
Глава 9
Маргарита