Поезд дважды останавливался, стойкое безмолвие полыни словно поднималось из прерии и, казалось, вливалось нам в уши. Это напоминало кошмар, который усугублялся тем, что ехал я в вагоне для иммигрантов, так как обычные спальные вагоны были переполнены. Под утро у нас произошел скандал: кто-то умудрился напиться. Вмешался какой-то корнуоллец. Растягивая в улыбке рот до ушей, этот рыжеголовый стратег отлупил буяна ремнем, а миниатюрная женщина, которая лежала на скамейке поодаль, наблюдая за дракой, обозвала пьяного проклятым боровом, кем тот на самом деле и был, хотя даме не следовало бы так выражаться.
Позднее, когда мы переваливали через Скалистые горы, нам пришлось лечь на эти койки костьми. Если нужно, американский поезд поползет по стене, хотя сидеть в нем не слишком удобно.
Стало ужасно холодно, но мы карабкались вверх до тех пор, пока не добрались до индейской резервации, и благородный дикарь вышел посмотреть на нас. Он выглядел уныло и непривлекательно. Большинство американцев высказываются об индейцах довольно откровенно: «Надо поскорее избавиться от них». Некоторые считают, что мы в Индии тоже уничтожаем местное население. Меня даже просили назвать точную дату окончательного исчезновения арийцев. Я отвечал, что дело, наверно, затянется. Очень многие американцы страдают отвратительной привычкой называть индейцев «язычниками». По их понятиям, магометане, индуисты тоже язычники и поэтому также заслуживают названия «идолопоклонников» и «варваров». Однако это не относится к делу, потому что нас интересовал туннель Стампид — вершина перевала в Скалистых горах. Слава Богу, мне не придется снова ехать этим туннелем! Его длина — около двух миль. В действительности это штрек шахты, подпертый бревнами и освещенный электричеством. Полнейшая темнота была бы предпочтительнее, так как свет лампочек обнажает грубо обтесанную поверхность скалы, а это очень неприятное зрелище. Поезд вползает внутрь, тормозит, и тогда становится слышно, как капли воды и обломки породы стучат по крыше вагона. Затем вы начинаете молиться и молитесь горячо, потому что воздух в туннеле становится все неподвижнее, и вы не осмеливаетесь отвести глаза от бревенчатых подпорок — как бы те не рухнули без вашей моральной поддержки. До появления туннеля здесь проходила подвесная дорога с открытыми вагончиками. Обходчик проверяет путь после каждого поезда, но это не гарантирует безопасности. Ведь он попросту «прикидывает», пройдет ли следующий поезд, и машинист каждого паровоза «прикидывает» то же самое. В один прекрасный день случится обвал. Тогда какой-нибудь предприимчивый репортер распишет крики и стоны заживо погребенных и героические усилия прессы заполучить информацию на месте происшествия. Этим все и кончится. Человеческая жизнь здесь ничего не стоит.
Глава 28
Рассказывает, как на берегу реки Йеллоустон Янки Джим представил меня Диане из Кроссвейза; как немецкий еврей заявил, что я не являюсь истинным гражданином; заканчивается описанием празднования 4 июля и извлеченных из него уроков
Ливингстон — город с двумя тысячами жителей, узловая станция, и от него небольшая ветка ведет в Йеллоустонский Национальный парк. Город стоит в прерии, но за ним ландшафт резко меняется, река Йеллоустон устремляется в горный проход. В Ливингстоне только одна улица, где ковбойские лошади и жеребенок от племенной кобылки, запряженной в легкую двухместную коляску с откидным верхом, нежатся под лучами солнца, покуда сам ковбой бреется у единственного в городе парикмахера и рассказывает небылицы в баре. Я «вобрал» в себя весь этот городишко, включая салуны, за десять минут, а затем удалился в волнующееся море трав, чтобы передохнуть. У подножия холма, где я расположился, пронесся табун лошадей под присмотром двух верховых. Не скоро забудется это зрелище. Над зеленой травой, потревоженной копытами, взметнулось легкое облачко пыли, задернув, словно вуалью, три сотни незнакомых с путами дьяволов, которым очень хотелось попастись. «Йоу! Йоу! Йоу!» — словно койоты, распевали дуэтом всадники. Лошади шли рысью, потом, встретив по дороге бугор, разделились на два отряда и рассыпались веером на окраине Ливингстона. Я услышал щелканье бича, несколько «йоу», и с пронзительным ржанием табун снова соединился (молодняк то и дело взбрыкивал) и коричневой волной покатился к предгорью.