Читаем Немного удачи полностью

Глядя на Розанну, и не скажешь, что она из семьи потомственных немецких фермеров и сама выросла на ферме. Она была белокурой, стройной и очень изящной, когда она восхищалась красотой их ребенка, то как будто не осознавала, что он является точной ее копией. Подобное сходство Уолтер наблюдал у некоторых коров: телят как будто штамповали по одной форме, и даже то, как они поворачивали голову или взбрыкивали задними ногами, напоминало о прошлогоднем теленке и о том, что был за год до этого. В семье Уолтера все были с примесями, как говаривал дедушка: к Лэнгдонам примешались эти рыжие, с удлиненными головами, с шотландской границы, а еще темноволосые ирландцы из Уэксфорда, произошедшие якобы от моряков из Испанской армады, а еще высокие, лысоватые из пригорода Глазго, которым всегда требовались очки. Мать по своей линии разнообразила все это выходцами из Уэссекса («дерзкие Чики и робкие Чикки»[1], – всегда говорила она), но, глядя на семью Уолтера, нельзя было вот так сразу понять, что они состоят в родстве, в отличие от семьи Розанны. И все же из всех своих теток, дядьев и кузенов, из всех Аугсбергеров и Фогелей Розанна была самой красивой, потому-то он, вернувшись с фронта и повнимательнее к ней приглядевшись, решил завоевать ее, хотя она и была католичкой. Ферма Лэнгдонов и ферма Фогелей находились недалеко друг от друга – их разделяло не больше мили, – но даже в таком маленьком городке, как Денби, людям почти нечего сказать тем, кто посещает другую церковь или, нельзя не отметить, говорит у себя дома на другом языке.

О, Розанна, ей всего двадцать, но самообладанием и грацией она не уступит любой взрослой женщине! Подойдя к дому в сумерках, Уолтер увидел в окне профиль жены, очерченный светом лампы у нее за спиной. Она высматривала его. Уже по тому, как она держала голову, было понятно, что она обдумывает какую-то идею. И он, конечно же, согласится. В конце концов, птенцам всегда приходится нелегко, будь ты фермер или ворона. Разве не знал он с самого детства, что птенцы выпадают из гнезда и скачут, пищат и плачут, пока у них не отрастут перья и они не научатся летать? Родители беспомощно кружат над ними, иногда подбрасывают им немного еды, но взлететь или погибнуть – это зависит лишь от самого птенца. Уолтер поставил ногу на первую ступеньку крыльца и ощутил привычный прилив бодрости от этой мысли. Стряхнув грязь с обуви на крыльце, он скинул сапоги. Когда открылась дверь, Розанна обняла его и запустила руки под его расстегнутую куртку.

На переднем крыльце на сложенном одеяле сидел (только что научившись этому) пятимесячный Фрэнк Лэнгдон и играл с ложкой. Он держал ее в правой руке за потускневшую серебряную лопасть, а когда подносил к лицу, глаза его сходились на переносице, что изрядно веселило его мать, Розанну, которая в это время чистила горох. Теперь, когда он уже умел сидеть, он мог ронять ложку, а затем осторожненько поднимать ее. Раньше ему нравилось лежать на спине и размахивать ложкой в воздухе, но стоило той упасть, как развлечению приходил конец. Теперь все обстояло иначе. Упорство было одним из качеств, которое Розанна приписывала малышу Фрэнку. Если у него в руках оказывалась ложка, то он хотел играть только с ней. Если же ему случалось выронить ложку и мать давала ему взамен тряпичную куклу (которую ее сестра, Элоиза, сшила специально для малыша), Фрэнк капризничал до тех пор, пока она не возвращала ему ложку. А теперь, сидя, он клал ложку на пол и снова подбирал ее, опускал и поднимал. Он явно предпочитал ложку кукле, Розанна, однако, всегда рассказывала Элоизе и своей матери, как сильно Фрэнку полюбилась эта кукла. Теперь Элоиза вязала ему шерстяную шапочку. Она впервые что-то вязала и рассчитывала закончить к октябрю. Розанна достала из корзины последнюю горсть стручков. Ей нравилось чистить горох.

Фрэнк был спокойным ребенком и редко капризничал. По словам матери Розанны, таким характером обладали все члены семьи по ее линии. Кстати, о горохе: Розанна и пятеро ее братьев и сестер все были одинаково хорошими детками, и Фрэнк был той же породы – светловолосый, очаровательный и спокойный, полненький, но без капли жира, очень живой, но не капризный, хорошо засыпал каждую ночь и просыпался всего один раз, будто по расписанию, на рассвете, а потом снова засыпал на два часа, пока Розанна готовила завтрак для Уолтера и наемного работника. Можно ли желать лучшего?

Покончив с горохом, Розанна поставила миску на одеяло, встала на колени перед Фрэнком и сказала:

– Мой малыш! Какой же ты хороший! Ты ведь мой милый малыш?

И поцеловала его в лобик, потому что ее мать ясно дала ей понять, что никогда не следует целовать ребенка в губы. Розанна нежно положила руку ему на голову.

Перейти на страницу:

Все книги серии XX век — The Best

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза