Читаем Немного удачи полностью

Джо ужасно раздражал гвалт вокруг. Огромное помещение, в котором они оказались, прямо-таки содрогалось от шума, поэтому он перво-наперво постарался положить голову папе на грудь, прижать ухо к его рубашке, второе ухо зажать рукой и закрыть глаза. Стало немного получше, но шум оказался не просто звуком, но еще топотом, от которого все вокруг содрогалось. Казалось, будто он слышит это всем телом – от макушки головы и до пальцев ног. Джо постарался вспомнить самые громкие звуки, которые когда-либо слышал (раскаты грома, мычание стада коров, вопли Фрэнки прямо ему в ухо), и решил, что это еще хуже. Он повернулся, чтобы прижать к папе другое ухо, но это тоже не помогло. Ужасно! Ему захотелось закричать в ответ на этот шум (он глянул на отца, потом мать), но он не осмелился. Ладно, хотя бы Фрэнки не приставал к нему. В машине, как только мама сказала: «А теперь, мальчики, успокойтесь и постарайтесь помолчать минуток пять», Фрэнки достал гвоздь и начал тыкать Джо в бок, прямо за правой рукой. Когда Джо застонал, Фрэнки быстренько зажал гвоздь в руке и мама, обернувшись, ничего не увидела. Потом, когда мама снова смотрела в окно, Джо краем глаза заметил, что Фрэнки высунул язык. Джо знал, что Фрэнки знает, что Джо знает, что он высунул язык, так что не было смысла притворяться, будто ничего не происходит. Мама с папой ни разу не додумались проверить карманы Фрэнки на предмет оружия. Они лишь смотрели на него, а он улыбался этой своей улыбкой, и кто-нибудь из взрослых обязательно говорил:

– Джоуи, ради всего святого, прекрати ныть.

Фрэнк решил, что человек на сцене чем-то напоминает дедушку Уилмера, вот только он подпрыгивал, и кричал, и размахивал руками, как будто его что-то сильно тревожило и он не знал, что с этим делать. Дедушка Уилмер себя так не вел. Дедушка Уилмер никогда не повышал голос, даже когда случалось что-то плохое, как, например, прошлым летом, когда годовалый бычок просунул рог в отверстие в стене амбара и застрял. Его не смогли вытащить, и он прямо там сломал себе шею. Они как раз приехали туда во время жатвы, и Фрэнку казалось, что он никогда не забудет это зрелище. Это был бычок девонской породы (так сказал папа), рыжий, с белыми рогами, непохожий на коричневатых шортгорнских, которых держал папа. Такой красивый бычок, и вот он погиб, повиснув на застрявшем в стене амбара роге. Погиб, как погибла месяц спустя Мэй Лиз.

Человек на сцене сделал шаг назад, и другие люди в белых одеждах с книжками в руках исполнили несколько песен. Сюда почти не проникало солнце, а народу было столько, что Фрэнку захотелось прыгать, прыгать и прыгать, но тот человек, великан, который велел ему вести себя как следует, потому что он следит за ним, действительно глаз с него не спускал. Он сидел с краю, через три ряда от них, и между ними было четыре-пять человек, так что, если бы Фрэнк зашумел, этот гигант смог бы встать и выволочь его из зала. Фрэнк ухватился за край скамейки и крепко вцепился в нее, что помогло ему усидеть на месте. Рядом с ним плакал Джоуи. Он не всхлипывал, но из-под опущенных век по щекам у него катились слезы. Фрэнк порадовался, что сам он так никогда не делает.

Обстановка оправдала ожидания Розанны – много народу и немного страшно, – но все вели себя дружелюбно, и Розанна это почувствовала. Она ощутила, как постепенно перестает обращать внимание на раздражение, которое явно испытывали мальчики, да и Уолтер тоже. Понятно, что Уолтер не хотел ехать. Девяносто с лишним миль и две ночи вдали от фермы, которую пришлось оставить на Рагнара с Ирмой. Уолтер нервничал. Но когда Розанна заявила, что в таком случае поедет одна, хотя пока не научилась водить автомобиль, он занервничал еще сильнее и согласился потратить два вечера и один день, при условии, что в понедельник утром они встанут до пяти и сразу поедут домой. Чтобы не акцентировать внимание семьи на своих надеждах, которые она возлагала на встречу с проповедником, Розанна просто сказала: «Что ж, было бы хорошо хоть раз куда-нибудь съездить. Пусть даже всего лишь в Мейсон-Сити». И действительно. Местность не сильно отличалась от того, к чему они привыкли, но было здорово проезжать города хотя бы из-за их названий – Элдора, Стимбоут-Рок, Экли – и указатели на места типа Свейлдейла, в которых она вряд ли когда-нибудь побывает. Да, наверняка они ничем не отличались от Денби, но названия придавали им какую-то живость.

Она думала, здесь будет сурово и страшно, поскольку Билли Сандей славился своими проповедями про адское пекло. Но большинство тех, чьи разговоры она подслушала, приходили сюда уже не в первый раз. Они не просто знали, чего ожидать, но уже были спасены. Розанна поняла, что это как открыть счет в банке. Все утверждали, что одного раза достаточно навечно, но дважды – надежнее, и так далее. Слушать проповедь про ад означало слушать, что произойдет с другими, но не с тобой. Видимо, поэтому в толпе царило неожиданно хорошее настроение. Все так просто, совсем не как тяжелый, пустой путь, в который верили католики.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное