Читаем Немного удачи полностью

– Теперь придется тебя выпороть. – Уолтер снял ремень, взялся за пряжку, схватил Фрэнки за руку и велел ему снять штаны. – Что я тебе сказал? – Удар.

– Не трогать гвозди. – Удар.

– Если я велю тебе не трогать гвозди, ты не должен их трогать. – Удар.

– Я хотел его найти. – Удар.

– Что я сделаю, если ты тронешь гвозди, хотя я просил тебя их не трогать? – Удар.

– Выпорешь меня. – Удар.

– Зачем ты трогал гвозди? – Удар.

– Я хотел найти его. – Удар.

– Ты сделаешь это снова, если я велю тебе этого не делать? – Удар.

– Нет, папа. – Удар.

Но он, конечно же, это сделал. В конце концов, гвозди – это же не то что заползти под крыльцо, или забраться на самый верх дерева, или спрыгнуть с сеновала (где ему вообще запрещалось бывать) на спину Джейку. Уолтер и представить не мог, что может произойти, если им проведут электричество (по округе ходили упорные слухи, что такое вот-вот случится, особенно учитывая их близость к городу; это, конечно, дорого, но все говорят, оно того стоит). Провода будут постоянно манить Фрэнки – ткнуть в них отверткой или вилкой. Казалось, Фрэнки нужно преподавать все уроки во всех возможных вариантах. Да, мисс Дженкинс, школьная учительница, говорила, что Фрэнки – самый умный ребенок из всех, кого она видела в жизни, уже осваивает деление, не говоря уж о подготовке к конкурсу на знание орфографии («Я и не знаю, сможет ли кто-то с ним соперничать»). В школу он каждое утро отправлялся с явной охотой, даже с энтузиазмом – хоть это хорошо.

Уолтер не знал, что и думать о своих мальчишках. С определенной точки зрения Джоуи следовало выпороть, чтобы не был таким рохлей, но он никогда не делал ничего, заслуживавшего порки (кишка тонка), а Фрэнки розги ничему не научили. Оглядываясь назад, на собственное детство, Уолтер видел куда более организованную систему: отец или мать устанавливали для детей определенные правила. Если правила нарушались, пускай даже без умысла, детей пороли, чтобы запомнили на будущее, и они запоминали, а значит, их пороли все реже, и они выросли мальчиками, которые аккуратно делали свою работу, а поскольку дел всегда было много, работать тоже приходилось много. Такова была жизнь, по мнению Уолтера: осматриваешь ландшафт, отмечаешь все необходимое, а потом выполняешь работу, и завершенные дела копятся у тебя за спиной, будто своего рода сокровище или, по крайней мере, свидетельство добродетели. Какой видел жизнь Фрэнки, он даже вообразить не мог.

Жизнь Лиллиан была разноцветной. Как только мальчишки переехали в другую комнату, Розанна тут же съездила в город, купила у Дэна Креста полгаллона розовой краски и выкрасила стены спальни Лиллиан в розовый. Когда краска подсохла, она повесила сшитые ею занавески, розовые с белыми полосками и рюшами по краю. Потом выяснилось, что бабушка Мэри с сестрой всю зиму плели и шили разноцветный коврик – десятифутовый овал, розовый с белым и зеленым, – а мать Уолтера связала для Лиллиан розовое покрывало. Розанна вставила в рамки вырезанные ею из бумаги силуэты людей и животных – фермера с супругой, коровы, лошадки, свинки, ягненка, кролика, белки, лисички и птички – и развесила их по стенам. На то, чтобы обставить комнату, у нее ушло целых два дня.

Вне всякого сомнения, это теперь была самая красивая комната в доме, даже красивее гостиной. Но все это было не ради соседей. Уолтер понял это, когда утром, в день окончания ремонта комнаты, остановился на лестнице напротив двери и наблюдал за тем, как Розанна, держа полуторагодовалую Лиллиан на руках, ходит от картинки к картинке и приговаривает:

– А на ферме у него был кто? Свинка! Да! Какая хорошая девочка!

Роланд Фредерик купил себе трактор – серии «Фармолл», небольшой, серый и легкий, с близкопосаженными передними колесами, чем-то напоминавший трехколесный велосипед. При определенном направлении ветра Уолтер слышал звуки трактора. Дважды за одну и ту же неделю, выйдя на поле за шелковицей, он видел, как трактор легко и шумно пробирается по сорока западным акрам Роланда. В очередной раз отправившись в город, Уолтер узнал историю появления трактора.

Приехавший в Денби представитель «Фармолл», выяснив, у кого самый большой дом и лучший амбар, предложил Роланду трактор на неделю для пробы. Прошло десять дней, и, не получив от Роланда известий, он нанял шофера, чтобы тот пригнал трактор в город. Но Роланда нигде не удалось найти, а трактор, оставленный у амбара, не заводился – не было бензина, – поэтому представитель «Фармолл» оставил Роланду записку, предупредив, что вернется на следующий день.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное