Немой ел бычье сердце. Мать сварила его в горшке, а потом отрезала ломтики, посыпала их крупной солью и давала Немому. И приговаривала:
— Ешь, сынок. Ешь, Добрыня. Вырастешь большой и сильный, как папка.
Ага, значит, Немого зовут Добрыней. Надо запомнить.
Аким наливает полный стакан, пьёт залпом и бьёт кулаком по столу.
— Или ты приворожила меня?! Говори, с…
Стакан подпрыгивает на столе. Немой испуганно дрожит.
Аким хочет выругаться, но натыкается глазами на твёрдый взгляд матери и оседает на лавку.
— Не кричи при ребёнке, — тихо говорит мать. — Иди домой, Аким. И не приходи больше.
— Но почему? — настырно спрашивает Аким. — Я один, ты одна живёшь. Кто нам помеха?
— Я замужем, — твёрдо отвечает мать.
Немой гордится матерью — как смело она разговаривает с огромным Акимом. И совсем его не боится.
— Где твой муж? — спрашивает Михей. — Погиб он давно, волки кости растащили.
— Я этого не видела, — говорит мать. — Для меня он живой.
— А я? — спрашивает Аким. — Я живой?
— Иди домой, — повторяет мать.
— Всё равно будешь моей! — с угрозой говорит Аким и уходит, гулко хлопая дверью.
В избе сразу становится просторно. Мать крепко прижимает к себе Немого.
— Испугался? Ничего, он больше не придёт.
Вслед за этой картинкой поплыло что-то совсем страшное, но я мотнул головой. На хер! Не время сейчас.
Торжествующая рожа Акима маячила прямо перед моими глазами. Он держал меня за шиворот одной рукой. Ну, и шкаф, бля!
— Попался, выблядок! — с наслаждением повторил Аким. А потом отвёл назад вторую руку.
Сейчас он мне въипёт, и я сдохну!
Я изо всех сил пнул Акима ногой. Носок сапога врезался прямо в коленку кузнеца. Ручища разжалась, и я грохнулся двумя ногами на мостовую.
Не дожидаясь ответки, я ударил его по второй коленке и тут же добавил по яйцам. Кузнец схватился за пах и присел.
— Сучий выкидыш! — прошипел он.
А вот теперь бежать, Немой!
Да хрен там!
Толпа уже обступила нас со всех сторон. Люди стояли плечом к плечу, и все смотрели на меня и Акима. Свободное место оставалось только вокруг нас. И было его немного. Куда меньше, чем на боксёрском ринге.
Я ещё раз бросил взгляд на людей. Эти хер выпустят! На тупых рожах ясно читалось предвкушение зрелища. Короче, блядь, они охеренно хотели посмотреть, как здоровенный кузнец будет убивать тощего пацана!
Аким поднялся на ноги, зарычал, встряхивая густой чёрной бородой, и пошёл ко мне. Я попятился назад, но чьи-то руки пихнули меня в спину, вталкивая обратно в круг.
— Давай-давай! — орали они. — Воровал — так отвечай!
Суки!
Эх, нож бы сейчас!
Меня охватила такая злость, что в глазах всё стало красным. Губы растянулись в сумасшедшей ухмылке. Так скалится крыса, которую загнали в угол.
Убийства хотите?
Я замычал и, пригнувшись, рванул навстречу кузнецу. Он не ожидал этого — думал, что я до последнего стану от него бегать. Огромный кулак чиркнул меня по макушке. Я прорвался вплотную к Акиму, по-кошачьи запрыгнул на него, обхватил руками и ногами. Откинулся назад и ударил головой в лицо, разбивая толстые красные губы. Потом ещё раз и ещё.
Что-то хрустнуло под моим лбом — то ли зубы, то ли нос.
Аким взревел:
— Ах, ты, блядь!
Стиснул меня ручищами, выдавливая воздух из лёгких. Всё, Немой, теперь хрен вырвешься! Теперь — до конца!
Я отпустил толстую шею Акима и резко хлопнул ладонями по маленьким волосатым ушам. Его хватка ослабла, кузнец покачнулся. Левой рукой я цепко обхватил его за шею, а большой палец правой воткнул в налитый кровью безумный глаз.
Аким ревел, мотал башкой и беспорядочно молотил меня огромными кулаками. В голове звенело, каждый удар выбивал искры из глаз. Но я из последних сил цеплялся за него и упрямо вдавливал мягкое глазное яблоко всё глубже и глубже в тупой мозг.
Неипический удар по башке вышиб из меня остатки сознания. Я чувствовал, как медленно разжимается моя рука, стиснувшая мощную шею. Но скорее всего, это уже был глюк.
«Жаль, не добил» — мелькнуло в мозгу, и я провалился в темноту.
Сознание вернулось от того, что меня со всей дури херакнули спиной обо что-то твёрдое. Я едва сдержался, чтобы не замычать.
— Тише ты! — прошипел кто-то над моей головой. — Не убей парня!
— Туда ему и дорога, выблядку! Дай время — и Сытина вслед за ним отправим! — густым басом ответил второй и засмеялся.
— Заткнись, блядь! — в первом голосе слышался испуг. — Разорался на всю улицу! Открывай замок!
Я попытался открыть глаза. Больно и ни хера не видно! Только красная пелена, а в ней качаются мутные тени.
Что-то звонко щёлкнуло и заскрипело. Меня подняли и враскачку потащили вниз по ступенькам.
— Зверёныш! Ни хера не весит, а Акима чуть к богам не отправил. Будет теперь в Заречной кривой кузнец.
Значит, кузнец жив. Это херово! Не сумел ты отомстить, Немой! Ну, ничего.
— Иваново семя! Отец его таким же зверем был. Не щадил ни своих, ни чужих. Довмонт обрадуется, что мы Иванова сына поймали.
Отец? Что они знают про отца?