Немой

— Для того, отец, мы их и закопали, чтобы лихой человек не пустил на ветер то, что мы потом своим и бережливостью скопили. Помнишь, отец, сколько времени мы провели у Каняв и сколько Канявы у нас? Как одна семья были, одним двором жили; оставалось только общую мошну завести. Нынче-то свет уже не такой. Во всей деревне, да что там, во всем приходе я и допустить не могу, чтобы кто-нибудь еще жил в таком согласии. Давненько мы с тобой, отец, не молились за добрых друзей, которые светили нам таким отрадным и ясным светом, вносили успокоение в нашу одинокую жизнь; не пора ли заказать заупокойную службу?

— И то верно, мать. Давай-ка мы с тобой возьмем и заглянем в один прекрасный день к настоятелю, обо всем договоримся, а потом, никому не сказавшись, помолимся за спасение душ наших друзей и недругов, да озарит всевышний их вечным сиянием и да придаст терпения и сил их живому отпрыску.

— И снова пойдет добрая молва о доме Канявы, как и прежде. Но уж теперь-то этот двор станет сердцем всей деревни. Пусть только женится Винцас на славной девушке Уршуле Берташюте!

Такие чувства испытывали Ваурусы к своему крестнику Винцялису.

Онте слушался только стариков Ваурусов, их одних уважал; для остальных соседей у него находилось в запасе обидное словцо, а парням — чуть что не по его выходило, сразу же кулак показывал.

Крестные Ваурусы сильно удивились, увидев Онте в таком состоянии; он не способен был даже своим огромным кулаком погрозить. Казалось, человек совсем обессилел и его запросто может свалить кто угодно.

— Да что с тобой, детка, приключилось, ты чего сегодня такой? — с неподдельным материнским участием спросила Ваурувене, а Ваурус, повернувшись к Онте всем туловищем, с откровенным любопытством разглядывал его.

— Да что может быть хуже: работаешь, работаешь, а потом все разрушать?

— Да ты что это такое городишь, детка? Никак из ума выжил: кто же рушит построенное? — набросились они оба с расспросами.

— Я-то думал, у Винцентаса полный колодец денег, а как до дела дошло, оказывается, и в заводе нет; даже с плотниками окончательно не может рассчитаться, а кровельщикам и столярам хотя бы задаток выплатить, вот и остается в Америку за деньгами подаваться. Такие у нас дела.

— Ах, пресвятая матерь божья: в Америку! — хлопнула себя по бедрам старуха и опустилась тут же на бревно.

Крестный Ваурус дернул ее за рукав, чтобы жена поднялась скорее, и оба они по-стариковски засеменили с косогора в сторону родного дома. В долине остановились и поглядели друг другу в глаза. Поняли друг друга. Мысли их совпали:

— Давай отдадим, мать.

— Давай отдадим, отец.

И, не одолев вторую половину пути, повернули назад.

Винцас, который так торопился на луг, похоже, переменил сейчас свои намерения — продолжал сидеть у наковальни, а отбитая коса была небрежно брошена на землю. Казалось, Винцас ничего не видел вокруг, ничего не слышал, погрузившись мысленно в какую-то пучину, и даже лицо его потемнело наподобие Онтиного. Так действуют только нужда и забота. И все из-за денег. Этакая прорва их, окаянных, требуется!

— Слыхали, надорвался ты, Винцялис, а? Может, и в самом деле слишком широко размахнулся. Перебился бы в лачуге годика три, а там потихоньку-полегоньку и сделал бы все, что задумал осилить за короткое время, — обратились к Винцасу крестные.

— Ну нет, милая крестная! Я не таков. Уж коли работать, так с разбегу, засучив рукава, закатав штанины. Ползать — это не по мне, не привык я к такому, когда у тети жил. А осилил бы это, жил бы потом как человек, но раз кишка тонка, значит, не стою я пока такой замечательной жизни и придется мне еще хорошенько попотеть, отступиться на время.

— В Америке надеешься вмиг разжиться деньгами? Не на свою ли погибель отправляешься, вдруг не вернешься? А коли не вернешься, кому достанется то, что ты уже сделал?

— Да вот Онте перепоручаю, — сухо отрезал натянутым, неестественным голосом Винцас.

Стоявший здесь же Онте дернулся как ужаленный.

— Как знаешь… Мне твоего не нужно… — И сердито, а может быть, расстроенно высморкался.

Старики уставились на Винцаса, как ужи на яйца после кладки, а в их прищуренных подслеповатых глазках разом забегали хитрые зайчики. Не заметно было, чтобы они хоть немного сочувствовали своему крестнику. Винцасу показалось даже, что крестные пришли сюда порадоваться его каверзному положению или даже подтрунить над ним — этого он ожидал от всей деревни. И когда он собрался уже было отвернуться от них, старушка сказала ему вот что:

— Давай-ка присядем вчетвером вот тут, на бревнышке, да помозгуем, неужто нет другого средства из беды выбраться. Мы с отцом давно за тобой наблюдаем, знаем, каким ты был сынком у покойных родителей, в чем им следовал, чего не осилил и в чем их обогнал; примечаем, напомнишь ли ты нам того Винцялиса, с которым мы познакомились и крепко подружились двадцать лет назад. Ну, думаем, глядя на тебя, бог даст, останешься таким же, если только не обрадуешь еще чем-нибудь. Любили мы их, любили и тебя, малолетка, видим, что и сейчас ты стоишь нашей любви.

А крестный Ваурус добавил: