Немой крик

Услышать такое от человека, у которого в груди бьётся не сердце, а камень — величайший в истории нонсенс! Видать, завтра грянет лето, вместо снега.

Я вот бухчу, бухчу… а у самой-то душа до самого космоса от радости скачет. И в области сердце приятно замирает, а в животе будто бабочки порхают.

— Но, чтобы загладить вину, — продолжает, — я хочу отвезти тебя в медицинский центр для обследования. И ещё… в общем я тут нанял репетитора по обучению языку жестов. Так что теперь в твоём окружении будет тот, который научиться понимать тебя без слов. Но знаешь что… Ты должна будешь извинится перед Элизабет.

Всё было идеально. Я даже думала, что ко мне ночью приходила фея, точнее к Дмитрию, и она напоила его любовным зельем.

Пока мужчина снова не напомнил об этой бесноватой стерве.

— Я ведь случайно поднос опрокинула… — черкнула лже-оправдания в рабочем блокноте, барину протянула.

— Тем более. Если случайно, то и стыдиться нечего.

— Баран… — махнула руками, развернулась и побежала к выходу.

— А-ну стоять! Это что ты только что сказала? Осёл, или козёл? Так ведь? Я пока ещё не силён в языке жестов, но намёк понял! Выпороть бы тебя за такие словечки, Лина! — мужчина ехидно хмыкнул, а я остолбенела, схватившись за дверную ручку.

Чёрт!

Вот проклятье!

Похоже он и вправду начал обучение языку жестов!

— Ой, — обернулась, наигранно постучала ладошкой себе по губам, якобы наказывая свой вредный рот за дерзость, а он… он вдруг улыбнулся. Мило так, нежно. И у меня от этой потрясающей улыбки соловьи в душе запели.

Какая редкость!

Его улыбка — словно редкий алмаз в куче навоза.

— Иди уже, Алина. Я сегодня добрый.

***

Уставшая после долгой работы я, еле-еле волоча ноги, направилась в подсобку. Как вдруг, со стороны своей «комнаты» услышала громкие истерические крики и какой-то шум. Будто некто ненормальный диванами направо и налево разбрасывался. А когда заглянула в подсобку — перед глазами потемнело от шока, а лёгкие превратились в непробиваемый гранит! Потому что там… творился настоящий хаос.

Евгения вместе с Елизаветой переверчивали всё вверх дном. Крушили, ломали, швыряли мои вещи! МОИ вещи! Точнее всё, что у меня осталось в память от родителей, в память о сестре. Рисунки, несколько фотографий… Эти бешеные коровы просто по ним топтались!

Ненавижууууу!!!

Затем лупоглазая мымра схватила моего медвежонка и принялась грубо отрывать ему оставшиеся лапы. От ярости я бросила на них с кулаками, пытаясь отобрать вещь погибшей сестры, но Евгения с маху ударила меня по щеке.

— Вот она! Воровка! Явилась наконец! — завопила блондинистая выдра.

— Мерзкая преступница! На зону поедешь, там тебе быстро пальцы повыдёргивают за воровство! — я даже не успела переступить порог комнаты, Евгения сбила меня с ног, агрессивно схватила за косу и швырнула на пол. В её руках появилась острый прут, усыпанный колючками, которым управляющая угрожающе принялась рассекать воздух, нагоняя страх.

Что происходит?

За что они так со мной?

Я не понимала. Но догадывалась.

Лахудры решили просто от меня избавится, подставив в воровстве. Классика жанра!

Вот ведь курвы…

Всё предусмотрели!

— Преподай паршивке урок, Евгения!

— С удовольствием, Госпожа!

Я зажмурилась. И не шевелилась. Сидела на холодном полу, чувствуя, как колени от сумасшедшей дрожжи крошатся в пыль.

Только не реветь! Только не реветь!

Мои слёзы для этих ведьм — верх триумфа.

— Воровка!!! — жёсткий удар по спине. Вздрагиваю, прикусываю губы до металлического привкуса во рту, но терплю до напряжения в челюстях. — Знаешь что делали за такое раньше? Отрезали руки! — ещё один шлепок, и ещё один. — Хочешь в тюрьму? Там тебе такое устроят, век помнить будешь, оторва поганая! Руки сюда давай!

Евгения толкнула меня на кровать и рывком разорвала рукава моего платья. Меня буквально изнутри скрутило ржавыми цепями, когда я поняла, что она собирается сделать. Тогда я начала вырываться, но на подмогу тиранше подскочила Елизавета. Одна крепко держала, другая до одури лупила палками по рукам. Но в моих глазах ведьмы не увидели ни одной слезинки. Отчего злились до пены изо рта, с каждым разом хлестая всё сильней и сильней.

— Еще долго не будешь рисовать! Безродное чучело! Тебе место на помойке, дрянь! А твои рисунки — сплошное убожество!

Белые простыни на моей постели окрасились в красный. По рваным ранам на руках тонкими ручьями стекала алая жидкость, оставляя уродливые кляксы на некогда чистом покрывале.

Я думала, что это конец. Что я сдамся, проиграю, потеряю сознание и признаю вину, которую не совершала. Как вдруг, на нас, как гром средь ясного утра, обрушился грозный бас:

— Кто позволил??? Бить?!

Елизавета быстро отскочила в сторону, забившись в угол, мол она тут вообще случайно мимо проходила, и жалобно захныкала, включая профессиональную актриску:

— Милый! Милыыый! Эта дрянь украла моё кольцо с диаматом! То, самое, которое ты подарил мне на помолвку. — Ох, дорогой… Ты пригрел у сердца настоящую ядовитую крысу! Воровка! В твоём доме воровка!

Сопли, слюни, предобморочное состояние… Браво, Госпожа, браво!