Немой крик (СИ)

— Нашему бывшему дворецкому тоже не повезло! — продолжила гувернантка вещать свои страшные байки, — Идиот вздумал украсть антикварную вазу рода «Орловых». Ему за эти грехи обе руки отсекли. Топором. А затем в лес выбросили, на корм диким вурдалакам, так сказать.

Кошмар!!!

Ложь!

Грязная, мерзкая ложь!!

— Ну и на днях одна из служанок вот что учудила — постирала фирменные рубашки Дмитрия с красными носками. Он ей руки высек за свою дурную невнимательность. Шипованными розгами. Бил до тех пор, пока от них живого места не осталось. До самых костей.

Я обеими руками схватилась за стену, потому что у меня до рези в висках закружилась голова. Оценив мою телесную реакцию, Евгения злорадно добавила:

— Ну что, красота моя ненаглядная! Всё ещё желаешь работать у господина Орлова? Иль кишка тонка?

А что говорить?

У меня на лице всё было написано.

Страх и ужас.

Евгения звонко рассмеялась:

— А у тебя выбора нет, милочка! Потому что ты — ничтожная рабыня с дырявыми карманами. Подобранная на вокзале нечисть. Оборванка! Безродная пустышка. Не понимаю, что именно Господин в тебе углядел? Да ты и жалкого рубля не стоишь! А он, видать, целое состояние коту под хвост затолкал, чтобы тебя какого-то нечистого спасти!

Она била меня своими грубыми словами, словно кнутом, покрытым ржами гвоздями. И каждый этот гвоздь был пропитан ядом. И каждый этот гвоздь резал меня медленно, мучительно, оставляя уродливые шрамы на всю жизнь.

Евгения права.

Я грязная падаль.

И лучше бы я разбилась насмерть.

А мои родители… остались бы живы.

Вместо меня.

— Твои плюсы — это твоя неполноценность. Я не люблю болтливых выскочек. За свои века уж стольких повидала, что обзавелась пожизненной диарей на таких вот напыщенных кукол, которые приходили на собеседование. Но не по воле любви к труду, а потому, что хотели охмурить нашего Хозяина. То ли дело Лизочка! Красивая, интеллигентная, умная девушка из высшего общества. Она идеал. И они с Дмитрием отличная пара. Жду не дождусь их долгожданной свадьбы!

Вот и всё.

Мегера меня окончательно добила.

Не понимаю на что я надеялась, когда услышала, что теперь буду жить вместе, в одном доме с моим спасителем. Но мои надежды оказались наивны и глупы.

Я просто не знала про обратную сторону реальности. Не знала, что Дмитрий на самом деле такой жестокий и беспощадный тиран, как и не знала того, что у графа есть красивая невеста, как и не знала того, что он приютил меня в свои владения в качестве бесплатной крепостной силы.

Я ненавидела его, но в тоже время любила.

И от этой любви, как от яда, я медленно тлела, задыхаясь от жестокой правды.

Потому что до сих пор надеялась, что он оказался тем неравнодушным человеком, который просто решил мне помочь и спасти от беды.

Но как бы я себя не оправдала, там, в пульсирующей огнём груди, я чувствовала проклятое влечение.

К нему.

Богатому, успешному, красивому монстру с камнем вместо сердца.

***

Евгения затолкала меня в какую-то грязную подсобку, в которой было душно, пыльно и пахло сыростью. В моём присутствии она вытащила оттуда какие-то мешки с бытовым хламом и приказала мне навести порядок в моих новых «апартаментах». Но когда услышал, как жалобно заурчал мой живот — сжалилась. Велела идти на кухни и отужинать. Там для меня как раз оставили тарелку супа. Но сначала, она приказала мне принять душ и переодеться. Иначе, если меня вдруг увидят гости Дмитрия, у кого-то может случиться инфаркт, потому что с виду, исходя из её слов, «я напоминала огромную и мохнатую крысу».

Меня её задиристые слова ни капли не тронули. У меня иммунитет к брани.

К брани… но не к боли.

Меня поселили в служебной части дома, на первом этаже, вблизи кухни, так сказать, чтобы я всегда находилась на подачках у обслуги. Остальные, «нормальные комнаты», были уже заняты другими горничными. А мне, как и положено собаке, нашлось место под лестницей, в пыли, да не в обиде.

Но даже несмотря на это, новое жильё оказалось намного лучше моей ржавой раскладушки в детдоме. После ужина я превратила убогую каморку в уютную комнатку.

Приняв душу там же, в крыле для обслуги, я, надев строгую униформу горничной и передник, направилась (не направилась, а побежала!) на кухню, потому что уже буквально плашмя на стены падала от голода. Меня не кормили более двух суток! В самолёте мне конечно же предлагали еду, но из-за боязни полёта я думала, что вся моя съеденная пища снова окажется на тарелке. Аппетита не было совершенно!

Меня трясло как припадочную, и, если бы не Дмитрий, я бы уже раз сто кончилась от страха.