Посмеялись от души, а потом долго гуляли молча. Донцов чувствовал, что профессору хочется от воспоминаний перейти к суждениям о нынешних днях, но он ждёт либо наводящих указаний супруги, либо удобного случая.
И такой случай представился уже за ужином.
В тот вечер несколько телефонных звонков из Москвы вынудили Донцова прийти на ужин позже обычного, когда профессор и его супруга заканчивали трапезу. Набирая в тарелку различную снедь у ресторанной стойки, он увидел забавную, миниатюрную, мохнатую собачонку – йоркширский терьер крутился около ног женщины, выбиравшей блюда. Бросил на неё взгляд – и остолбенел. Это же Людмила Путина, бывшая жена президента.
Вернувшись за столик, тихо сказал:
– Вы знаете, кто эта дама с собачкой? – кивнул в сторону ресторанной стойки.
Первой откликнулась Лидия Петровна:
– Лицо знакомое, но не могу вспомнить, где я её видела.
Михал Сергеич, поправив очки для верности взгляда, изумлённо шепнул жене:
– Лидуша, это же Людмила Путина. – Что?!
Разглядывать Путину в упор было невежливо, и Лидия Петровна с любопытством украдкой наблюдала за ней, приговаривала вполголоса:
– Терьерчик у неё очаровательный, трогательная собачка, настоящий йоркшир. Его и на руках можно носить.
Когда выходили из ресторана, Донцов спросил у стройной красивой девушки, встречавшей отдыхающих и отвечавшей за постоянное пополнение шведского стола:
– Мы не ошиблись? Эта дама с собачкой…
– Нет, не ошиблись. Она у нас часто отдыхает. С мужем… Иногда обе дочери приезжают. Приятная женщина, простая в обращении. Обслуживает себя сама.
– А примерно в километре отсюда, если ехать дальше по Виноградной, в резиденции Бочаров Ручей работает её бывший муж, – задумчиво сказал Михаил Сергеевич, когда прощались после ужина в мраморном вестибюле, где настенные панно изображали сцены прошлой советской жизни. – И что? Да ничего. Жизнь как жизнь. Люди как люди. На мой взгляд, всё по-человечески. А в Интернете фейерверк фейков, будто она в заграницах. Могла бы, если б хотела. Но зачем? Пользоваться благами свободы личной жизни – именно личной жизни, а не так называемыми земными благами, – в Отечестве гораздо удобнее, чем за рубежом. Там русские – любой национальности – вроде бы и не совсем чужие, но и не вполне свои. Всегда! А мы дома чего-то опасаемся, по своей дурацкой воле живём с кляпом во рту. Как писал поэт: «Молчи, скрывайся и таи и мысли и слова свои».
После того случая профессора словно подменили. Видимо, о чём-то он с Лидией Петровной посоветовался поздно вечером, и на следующий день преобразился, а по мнению Донцова, стал самим собой, желая высказать в общем-то случайному собеседнику то, о чём думано-передумано, что тяготит душу.
– Вчера в вечернем ток-шоу обсуждали ответ на американские санкции. – Виктор хотел высказать свою точку зрения, но Лидия Петровна сразу перебила:
– Мы уже давно телевизионный смрад не смотрим.
– Ну как же! – поддержал профессор. – При советской власти были «глушилки» – мощные антенны работали на частотах «Радио свобода», других западных станций, заглушая их радиошумами. Нынешние ток-шоу – те же глушилки, архаика на новой технологической основе. Информационный шум, стратегия отвлечения внимания, чтобы люди не могли составить истинное представление о происходящем. Я, батенька, в силу научного статуса гурман по части восприятия реалий. В политическом смысле бесприютен, одинок, это моё агрегатное, то есть рабочее состояние. Но мозги-то работают. Представьте, сомелье подчуют водкой. Ну, вкус и потерян. Вот и ток-шоу для меня чреваты. Шоу! Политический бурлеск! Всё по законам жанра: один набор ораторов, заранее известно, кто что скажет, политклоуны, ковёрные, чья задача – молоть чепуху, отвлекая от серьёзных обсуждений. Договорной матч. Возьмите того же Бориса Надеждина – специально держат для разрушения дискуссий. Браться за столь позорную роль можно лишь при хорошем гонораре. Сплошной шмяк-бряк, воляпюк. Общество топят в текучке, не позволяя задуматься о новых смыслах, о главных вопросах развития. Английский юмор в таких случаях требует сказать, что всё замечательно, хотя на сленге извращённой британской изысканности это означает, что хуже быть не может.
Донцов, разумеется, не мог не воспользоваться неожиданным приступом откровенности и спросил:
– А что вы считаете главным?
– Увы, во внешней политике – это одно, во внутренней – другое. Конечно, все «главные» взаимосвязаны, однако требуется в каждом случае их распознать. А без системного научного подхода сие невозможно.
– Но хотя бы один пример, – настаивал Виктор.
– Миша, расскажи про тридцатилетие, – явно по предварительному согласованию разрешила Лидия Петровна.
– Какое тридцатилетие? – удивился Донцов.
– Вот видите, вы даже не поняли, о чём речь, – назидательно сказала Лидия Петровна. – Расскажи, Миша, расскажи.