Немой набат. 2018-2020

Хотя формально посиделки прошли без капризов, Подлевского не покидало ощущение, будто он битый час морозил зад над выгребной ямой – удовольствия мало. Отношения с Верой явно буксовали. Самый простой и прямой маршрут, на который он делал ставку, – женитьба, тормозился. Прежняя калькуляция намерений списана в архив, нужна новая стратегия. Подумал: «Закончен спектакль, увядают цветы». И прислушивался к интуиции, ждал сигнала свыше, стремясь не прозевать его. Он хорошо знал себя: сквозь невнятный шум смутной суматохи, нелепых вариантов и авантюрных мечтаний пробьётся отчётливая тема, указующая направление поиска. Топор своего дорубится. Так с ним бывало всегда. Сейчас, после очередной неудачной попытки сближения с Верой, на него нахлынули воспоминания об отце, казалось, не имевшие отношения к теперешним заботам.

Он отмахивался от них, желая сосредоточиться на текущих делах, однако они возвращались снова, пока Аркадий не пришёл к выводу, что неспроста. Спросил у водителя:

– Иван, ты моего отца хорошо помнишь?

– А как же, Аркадий Михалыч! Я к вам по наследству перешёл, вместе со старым «мерином». Батюшка ваш его «антикваром» называл. Конечно, Михал Ляксеича я мало возил, занедужил он вскорости. На подхвате был, провизию на дачу доставлял, дохторов. С Агапычем за врачами ездили.

Подлевский задумался, сопоставляя сроки. Подростком он видел, что в девяностые вокруг отца крутились серьёзные мужики. Потом отец отошёл от дел, через несколько лет заболел и поселился в съёмном особняке под Переделкино. Аркадий в ту пору входил в возраст, познавая сложный, полный немыслимых соблазнов мир. Зарабатывая первые деньги, рано научился хорошо жить. Отца навещал нечасто – тот ни в чём не нуждался, бабла насундучил в достатке, отойдя ко Господу, сыну оставил. Задушевные родительские беседы Аркадий откладывал на потом, успеется. А времени не нашлось, о чём он теперь сожалел.

– Кто такой Агапыч?

– Колька Агапов, рассыльный. Когда они с Михал Ляксеичем были, он их в строгости держал, не гавкали, долбочёсы. Видать, хорошо харчевались. А дело рассыпалось, они отвязной шпаной заделались, – что шло, что ехало. Почти всех пересажали.

– Какое дело? – перебил Подлевский.

– А вот, Аркадий Михалыч, не в курсе, я пришёл позже. Их, говорю, всех пересажали, но по мелочам закрывали, на три-пять лет. Не мокрушники, за хулиганство, по пьянке шли, за разбой. Агапыч возник после крытки, мне сдаётся, там он зашкварился, в петухах ходил. А снова к батюшке вашему прибился, Михал Ляксеич ему приплачивал.

– Агапыч про отца много знает?

– Агапыч?.. Да он синкопа – хромой. И на ногу и на голову. Говорю же, на побегушках держали, фуфлыжка. Чарка да шкварка, вот и вся жизнь. Но не шумный. По его рассказам – он в основном чепуху струячил, по делу только мимоходом проскакивало, – погонялой у Михал Ляксеича был Горбонос, которому по прейскуранту пятерик закатали. Я его раз на дачу привозил, на свиданку, видать, как освободился. Сел он у Чистых прудов, сдаётся, рядом жил, потому что отвёз его туда, где брал. Похож на нерусь, мрачный мужик, за две дороги ни слова. Как зовут, не знаю, а Горбонос, потому что нос с горбом.

– Как его разыскать?

– Да жив ли? Надо сперва Агапыча найти, а где он сейчас? Небось новый срок мотает. Хотя… Вроде завязал, бабу хорошую нашёл. Я пошукаю. У него профессии не было, он в торговле ошивается, и по случаю у меня с друганом о нём разговор был. Ну как разговор? Обмолвился про какого-то Агапыча, я и спросил: не Колька, не хромой? Отвечает: он, он! Вот и всё, побежали дальше. Найти Агапыча – время нужно. Друган – тоже седьмая вода на киселе, тот ещё утырок.

– Давай так, – распорядился Подлевский. – Ты в офисе семечки грызёшь, моего вызова ждёшь. Чего впустую сидеть? Ищи Агапыча, мотайся. Если понадобишься, по мобиле достану.

Многодневные праздники Подлевский не любил, не знал, чем себя занять. По утрам валялся в постели, потом – ритуальный обзвон нужных людей. Листал потрёпанную записную книжку, ибо держался старых правил – знакомых много, бумажный носитель надёжнее. Смотрел мутняк по ТВ. А днём отправлялся в «Черепаху», где подавали ромовый «Дайкири» в коктейльных бокалах «мартинка» и «Медведь» – кофе с ромом, где шеф Кузьма по кличке «всехний френд» на заказ готовил любое блюдо и где можно встретить деловых партнёров. На вечер припасал шумную тусовку «среди царюющего зла» – тоже для общений с «нужниками». А если не наклёвывалась, обзаводился билетом на модный спектакль, но не гомосятину, которую не жаловал, максимум на балет-обнажёнку типа порно в Большом театре. Культпоходы были чреваты ресторанным продолжением, в первых рядах партера заседали сливки общества с женщинами, состязавшимися, сколько у них приклеено, накрашено, подмалёвано, уколото, имплантировано или подтянуто на лицах, а также изощрённой коррекцией ногтей, покрытых гельлаком, с крестиками в декольте почти до пупка.