Немой набат. Книга вторая

На Рождество Донцов и Вера решили махнуть в Тулу. Понятно, не в город, а в Поворотиху, родовую деревню Богодуховых, которую в семье называли Тулой и где жила отцовская родня. Впрочем, Поворотиха была и не деревней вовсе, а добротным селом — церковь! — вдобавок в Алексинском, близком к Москве районе, и добраться до нее даже зимой, если без заносов, удавалось часа за три с небольшим.

Вера предварительно известила о трехдневном гостевании дядю Андрея, старшего брата отца, — за ним издавна утвердилось семейное прозвище Дед, — и просила не суетиться с застольем, ибо разносолы и питии будут привезены из Москвы, а позаботиться о ночлеге для двоих. Дед и Антонина, его жена, были счастливы, что племянница вышла замуж, и, судя по мобильным звонкам Катерине, готовились к встрече основательно.

Поворотиха, подобно многим среднерусским селеньям, удобно разлеглась на краю глубокого длинного оврага с ручьем, перед широким полем, поджатая справа бескрайними лесными угодьями, уходившими по увалам до самой Оки, — не близко! Но в ясный день отсюда все же можно было приметить сверкание куполов вёховской церкви у Поленова, а уж кирпичная труба алексинской ТЭЦ торчала всегда, эту особо высоченную дуру, наверное, из Тулы видать. А еще Поворотиха сидела на удобной региональной трассе, в летние месяцы сюда набивались дачники. Население возрастало вдвое, открывалась пивнушка «Засека», напоминавшая о легендарных тульских лесных засеках, прикрывавших Москву от конного неприятеля. Само название — Поворотиха — служило у местных предметом жарких дискуссий, особенно после пары кружек пива, потому что ни дорожного, ни речного, никакого природного поворота в этих краях не угадывалось. В давние времена ямщицкие тройки, а ныне замысловатые авто в обе стороны мчались мимо — кому в Тулу, кому в Алексин. Если что здесь и поворачивалось временами — медленно, со скрипом, — то сама жизнь.

Вера поездом и автобусом навещала Поворотиху почти каждое лето, она любила эту спокойную, привольную глубинку с целебным воздухом, веявшим из могучих приокских лесов, куда, по присказке Деда, если по грибы — не час, ягод нет, то можно двинуть по сосновы шишки для самовара. Но зимой ехала впервые, и неспроста.

Дед и Антонина жили в просторной традиционной пятистенке о двух печах. Когда провели газ, одну из них разобрали. С разбегу, на радостях, Дед вознамерился и вторую смахнуть, но опомнился и в большой половине русскую печь с лежанкой сохранил. Когда изредка грел кости, Антонина охотно томила на дровяном огне еду, какая в тот день попадалась под хозяйскую руку, — всегда вкуснее, чем на газу.

Поворотиха утопала в ослепительных снегах — русская сказка со старинных рождественских открыток. «Копейку» Дед давно продал, а гаража у него отродясь не было. Зачем? Загонял машину во двор, и все дела. Но перед приездом гостей старательно, до прошлогодней травы выскреб старый автомобильный пятачок, расчистил подъезд к воротам из штакетника, а после Веркиного звонка на мобильник, что, мол, подъезжаем, гостеприимно распахнул легкие воротины. Донцов без проблем загнал джип на бесснежное место.

— Дома! — выдохнула Вера, переживавшая за эти последние метры пути. Уж очень снега пышные.

Понятно, Антонина уже накрыла стол в кухонной половине, и через полчаса, разгрузившись, переодевшись по-домашнему, Виктор и Вера с аппетитом уплетали деревенские самодельные угощения, среди которых преобладали огородные соленья, маринады и грибное разноблюдье.

Антонина, седая, но еще пышноволосая, усевшись напротив и без стеснений в упор разглядывая Виктора, объясняла:

— Вчера, в сочельник, мы постились честно, без сладкого. А на Рождество, — я, правда, кутью не варила, но, как положено, двенадцать блюд приготовила, холодец, кулебяку с разными начинками, расстегаев нет, зато курник отличный, запеканочка, а уж извар какой славный!

— Прибралась она в Чистый, чтоб время выиграть, — подпел Дед.

— В храм сходила, — продолжила Антонина, — за здравие всех-всех наших записочки подала. Заказала и сорокоуст. Всё путем.

— Ну ладно, хватит гутарить. Перекусить с дороги — самое первое. Наши, когда прибывают, сразу за стол. Теперь-то редко нас балуют: и далече, и дороговато.

— У меня два двоюродных брата и сестра, — пояснила Вера. — Все эмигрировали. — Улыбнулась и после паузы: — В Сибирь. У всех семьи, дети. Сколько у меня племянников, теть Тонь?

— Уже пятеро, — ответил за жену Дед и повернулся к Виктору. — Понимаешь, Власыч... Извини, Верка велела называть тебя Власычем и на «ты».

— Да я сама его иногда Власычем зову, — рассмеялась Вера.

— Так вот, — продолжал Дед, — ребят наших жены к себе переманили, в Иркутск и Красноярск, а Наташку, наоборот, муж уговорил к нему в Томск переехать. Теперь все Богодуховы, кроме нас с Антониной, городские.

Донцов удивился:

— Андрей Викторович, а где же они... как бы ловчее сказать... ну, женихались, невестились?