Читаем Немой Онегин полностью

Пушкин обращается к современникам, к современницам (помните Варю, которая весь день плакала, прочитав о дуэли?). Кстати, было ль вам жалко хоть одного из зверски убитых людей в трёх (см. выше) фрагментах «Илиады»? Вероятно, нет. Вы относитесь к этому спокойно, как к данности. Снег белый, вода мокрая, соль солёная, Ахилл убит, Ленский убит — так всегда. Это константы, они неизменны и вопросов не вызывают. Только ребёнок спрашивает: почему лёд холодный? почему огонь жжётся? (На все подобные вопросы самый правильный ответ: так устроен мир.)

Но вдруг спрашиваешь себя: а зачем Онегин Ленского убил? Зачем? Да, вызов, дуэль, но ведь мог бы выстрелить мимо; ну или в ногу… Ведь ненависти не было; жажды убийства не было.

Наоборот! Прямо написано: Онегин жалел, что вышла ссора, что принял вызов:

И поделом: в разборе строгом,На тайный суд себя призвав,Он обвинял себя во многом:Во-первых, он уж был неправ,Что над любовью робкой, нежнойТак подшутил вечор небрежно.А во-вторых: пускай поэтДурачится; в осьмнадцать летОно простительно. Евгений,Всем сердцем юношу любя,Был должен оказать себяНе мячиком предрассуждений…

Итак: себя корит, Ленского всем сердцем любит; и — убивает. С десяти метров стреляет в сердце. Зачем?!


Запоздалое сожаление. Старый Онегин — Сергей Маковецкий. Фото: Валерий Мясников


Начинаешь спрашивать всех подряд, и сегодняшние жители России — и молодые, и пожилые — отвечают: «Убил, чтоб его самого не убили». То есть убил из страха за свою жизнь. Такой ответ — очень яркое (и печальное) доказательство: самосознание людей, населяющих Среднерусскую возвышенность и её окрестности, изменилось более чем радикально. Прав Лотман, начавший в своём Комментарии 1980 года перечисление «лексически непонятных современному читателю слов» с понятий чести. Прошло ещё 37 лет; при переиздании теперь следовало бы поправить: совершенно непонятных.


Чёрные мысли. Молодой Онегин — Виктор Добронравов. Старый Онегин — Сергей Маковецкий. Фото: Валерий Мясников


Дуэли из-за задетой чести случались постоянно. Теперь их нет совсем. Неужели сегодня никто ничью честь не задевает? Напротив, оскорбляют открыто и грубо. Значит, дуэлей нет не потому, что нет оскорблений, а потому, что оскорблённые не вызывают оскорбителей к барьеру. Прощают по-христиански? Но ведь не все вокруг христиане. Нет, дело не в прощении. Месть не исчезла. Просто мстят иначе — придумывают подлости, клевещут, нанимают убийц… Всё это было и тогда — во времена Пушкина. Однако ж и дуэли были.

Ответ простой: честь перестала быть абсолютным приоритетом. Бесчестье теперь не делает человека изгоем. Потому сегодня человек и отвечает: «Онегин убил Ленского, чтоб самому не быть убитым» — ответ в той системе координат, где честь вообще не существует. Её нет, вот и задеть её нельзя.

Онегин не таков. Страха за свою жизнь у него нету. Вот его характеристика из Первой главы:

И хоть он был повеса пылкой,Но разлюбил он наконецИ брань и саблю и свинец.

Кутила, гуляка, бабник — мы это тут проходили. А что такое «брань, сабля и свинец»? По первому значению это война, сражения. Но Онегин не воевал; это дуэли. Что ж, если оскорбляешь направо и налево, наставляешь рога направо и налево… А «разлюбил» не значит испугался; просто надоело (как и «дружба»); стал не столь задирист.

Если ж Онегин — это Пушкин (как многим казалось ещё тогда, при жизни Автора), то уж точно не трус. Пушкин способен есть черешню под дулом пистолета (так ведёт себя герой «Выстрела», см. «Повести Белкина»), ничего не боится, много раз рискует жизнью, бесстрашно ставит себя под пистолет врага. Но — разлюбил, утратил интерес (так теперь взрослеет вчерашний зацепер, если случайно остался жив). Из 26 дуэлей Пушкина восемь — в 1822 году, потом по одной в год, а с 1830‑го по 1835‑й включительно — ни одной. Про 1837‑й лучше не вспоминать.

…Зачем убил? Набоков — циник, но даже ему не пришло в голову, что Онегин убил Ленского, боясь за себя. Вот его «объяснение»:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука