Немцы

Сразу не уходить, не показывать, что он, как зубастый потравщик кур с перебитыми капканом задними конечностями, пополз сразу с кем-то шушукаться и скулить; выпросил у Анны Леонардовны чаю, хохотал, целовал морщинистые руки и грустил, когда для душевного сближения «делился»: дочь, адвокаты; к Гуляеву попросился взъерошенный Хассо, с Эбергардом едва поздоровался, в префектуре, в стенах, теперь ни у кого не осталось друзей — прятали отношения, чтобы не вызывать подозрений и несчастьем (если случилось неизбежное) не заразиться.

— Собираетесь в отпуск? А Алексей Данилович? Я, наверное, до выборов не пойду… Сложные ожидаются выборы, не могу подвести…

— Хассо-то разволновался, — Анна Леонардовна открыла круглую жестянку с печеньем. Эбергард жевал, вкусное печенье, он не интересуется, не ждет продолжения, просто жует и запивает. — Получил предложение от… — Анна Леонардовна закатила глаза, — первым замом. Вместо Кристианыча, а Кристианыч — советником префекта. — В первые-то замы, она уверена была (и все), должен был шагнуть Гуляев, а потом и — префектом, когда монстра наконец-то уберут (что такое «зампрефект» для генерала?! — от огорчения разговорилась). Эбергард взял еще печенья, хвалил цветы на подоконнике и в напольных вазах, что там, наверху, его не касается, он монтер, руки в мозолях («Вам бы еще фонтанчик… Я поищу!»); он не спешил, отсчитывая неприметно «непринятые» от Жанны: третий, пятый; человек Гуляева не будет ждать, его не развернешь «давайте созвонимся на следующей неделе», в таких играх «у меня эта неделя расписана» не проходит… кнопку нажали, теперь быстро: всё, за работу — и простился неторопливо, и уходил, проследив, чтоб мягко закрылась дверь, пусть удивятся у Гуляева, итожа день: «Такой веселый от вас вышел, я подумала — вы ему ничего не сказали…»; по лестнице Эбергард побежал, вниз ко входу в бомбоубежище, где покуривали и раздавали доминошные кости водители в прежние времена, в кабинет нельзя — там уже могли ожидать. С кем советоваться? Фриц.

— Надо попробовать работать с «комиссаром», Эбергард. Он может оказаться нормальным. И сам будет носить наверх.

— А если послать их?

Фриц вздохнул: всё ли понимал Эбергард из того, что происходило и продолжает происходить: эпоха!

— Они так просто тебя не отпустят. Ты — хрен вам, до свиданья и — тобой сразу займутся плотно. Ты сможешь уйти только на их условиях.

Еще? Хериберт.

— Ты вот что, дай ему сразу понять, что доходов у тебя немного, а ответственности — до хрена. Упирай на выборы, что всё держится на личных твоих связях, и нарисуй ему какой-нибудь невыполнимый, но очень красивый план годика на два, чтобы он ухнул туда с головой! — Хериберт рокотал быстро и сильно, как говорят люди, которым ничего не грозит, которым не отвечать за сказанное. — Они же не с земли, им ковыряться, как ты, ежедневно, не захочется, копеечки выжимать, а ты аккуратно пока подготовишься сдать дела… Ты тяни время — монстра всё равно уволят, еще до выборов или сразу после…

Хассо не позвонил — новорожденный Хассо только прокричал, когда резали пуповину, ему еще предстоит заново познакомиться с людьми, не станет ли Эбергард для Хассо — безымянным и прозрачным, неприятным напоминанием о позоре прежних воплощений.

Много не думай, никогда не переживай, отгонял он от себя «вот и началось», «это только начало», мы — бронтозавры, броненосцы, государевы люди, что ни скажешь нам — всё равно поползем вперед, не заметим, раздавим; не уходил он от бомбоубежища, словно там, на поверхности, за какое-то выжданное время всё могло поменяться само, пройти, как явление погоды, будто есть кому позвонить, кто может позвонить другому, и другой может позвонить и всё отбить, отыграть, — и боялся (вот здесь же, самому себе, ведь можно?!!), но ничего, повидал всяких, не одного пересиживал, разводил отличавшихся большим пальцегнутием, встречал и гасил окружные и городские наезды… — спокойно улыбался встречным, всё же не бывает сразу, всё постепенно, даже последний путь состоит из последовательно соединенных процедур, этапов, имеющих собственную длительность, водоем и лесной массив, и на каждой ступени вниз — еще поживешь; не думай, не чувствуй, думай про Улрике, Эрну… Странно, вдруг именно сейчас, при наклоне земли, при первой угрозе он почуял (нет, это же не так), что совершенно не любит Улрике — во всяком случае, жить с ней не хочет.

— Звонил какой-то Жаворонок, Василий Георгиевич, — Жанна сверилась с записью, — от Гуляева. Сказал: приедет завтра к десяти ноль-ноль.