Немцы и калмыки 1942-1945

«Мы должны оставаться верными солдатскому долгу», говорилось в приказе, «пленный солдат противника, который безоружен и уже не может сражаться, должен быть отправлен в лагерь для военнопленных».

Строгое мнение Хенрици позволяет сделать вывод, что подобным было и его поведение в Калмыкии.

Ещё более жестокие репрессии по сравнению с немецкими военнопленными, которых в Калмыкии было не так уж много, выпали на долю мирного населения, заподозренного в сотрудничестве с немцами.

На немецкой стороне довольно быстро возникло ощущение, что советские власти склонны к тому, чтобы во всех калмыках видеть своих врагов. Показания пленных и трофейные документы указывают на то, что калмыки, задержанные советскими солдатами с оружием в руках, расстреливались на месте.

В одном из сообщений командования группы армий Б в октябре 1942 года говорилось о расследовании обстоятельств, связанных с расстрелом и захоронением большой группы калмыков отступавшими русскими частями.

Уничтожение предателей родины, служивших немцам, под которыми понимались прежде всего старосты и местные полицейские, было главной задачей, поставленной перед партизанами Центральным штабом партизанского движения.

Приказ гласил: «Беспощадно уничтожайте ...»

Но эти события стали лишь прелюдией жестокой расправы над населением, которое симпатизировало немцам — в Калмыкии, на Северном Кавказе, в казачьих регионах, в Крыму, на Украине и других краях.

Непосредственно за советскими фронтовыми частями почти всегда следовали политические отряды НКВД (МВД/МГБ), которые прочёсывали города и сёла в поисках немецких сотрудников и занимались чисткой населения на свой манер.

В данном случае можно говорить не столько о немецких сторонниках, которых полагалось наказать «по советским законам» за сотрудничество с врагом во время оккупации, сколько о систематическом устранении всех политических противников, ненадёжных элементов и, в конечном счёте, ликвидации значительной части неудобного населения.

Примерный размах этих массовых репрессий стал ясен только после разоблачений послевоенного времени и не в последнюю очередь благодаря 20-му съезду КПСС.

Но уже в военные годы немцы располагали обширными данными. 01.01.1943 года-ещё до того, как началось собственно немецкое отступление — командующий группой войск А, генерал-фельмаршал фон Клейст подтвердил представителю Имперского министерства по делам оккупированных Bосточных территорий при группе армий А советнику доктору Бройтигаму, который указывал на трагические последствия планируемого отступления для местного населения, «что в уже оставленных районах Северной Осетии наступающие большевики сжигают сёла местных жителей и убивают население включая женщин и детей».

Подобное сообщалось и из других мест.

Так, например, в марте 1943 года отряды НКВД расстреляли во временно «освобождённом» Харькове по обвинению в симпатиях к немцам во время оккупации большое число жителей вместе с женщинами и детьми.

Немецкие сообщения говорят о 4% населения.

В этой связи следует подчеркнуть, что именно советские органы безопасности, руководимые Берия, Кругловым, Меркуловым, Серовым, действовавшие по поручению Сталина и Политбюро ВКП(б), использовали как раз те варварские методы, которые часто без всяких оснований приписывались немецким оккупантам.

3. О боевом использовании Калмыцкого Кавалерийского Корпуса

Начатое в конце 1942 года отступление немецких войск на Дон стало для калмыков при этих обстоятельствах вполне понятным потрясением. Их доверие силе немецкой армии и уверенность в становлении национальной государственности в родной степи толкнули их на борьбу на стороне немцев и к дружеской поддержке немецких властей. И теперь они вдруг увидели, что немецкой власти не удалось покончить с советским режимом.

То, что соотношение сил постепенно стало склоняться в пользу Красной Армии, уже не было секретом, и было быстро замечено населением.

В этом плане оставление Халхуты в ноябре 1942 года было примечательным событием: Оставление Халхуты практически означало окончательный отказ от проведения планируемой операции «Цапля» — захвата Астрахани — признание собственной слабости, которое со страхом было воспринято калмыками.

Хотя в их вооружённых формированиях не было заметно абсолютно никаких признаков паники, и добровольцы производили спокойное и хладнокровное впечатление, тем не менее немецкие власти сразу были поставлены перед вопросом о дальнейшем сотрудничестве с монгольскими союзниками.

Надёжность калмыков, которые до сих пор оказали немцам более чем ценные услуги, естественно не ставилась под сомнение. Тем не менее в штабах существовало сомнение, в какой мере можно из добровольцев, которые теперь вынуждены оставить свою родину, сформировать постоянные воинские части, способные действовать в рамках военной необходимости.

Для доктора Хольтермана, который до сих пор направлял и координировал работу с ними, калмыки были воинами степи, к тому же их было возможно использовать на берегах Азовского моря.