Немые свидетели

Клягес предлагал брать из постоянных, устойчивых признаков письма самые ярко, отчетливо выраженные и искать, не найдется ли соответствующая черта характера в других тоже выразительных образцах почерка (метод доминант). Если такая связь (для простоты назовем ее родственной) находится, то она принимается как доминанта и вокруг нее группируются все близкие по значению признаки. Результат такого отбора — система движений, которая соответствует определенным чертам характера. Далее, по Клягесу, надо в системе доминант найти внутренние мостики, единство — что, конечно, требует большого знания человеческих характеров. В конечном же итоге многое зависит от… интуиции графолога. Так длинные и туманные рассуждения, которые вряд ли придутся по душе нетерпеливому современному читателю, заводят в тупик и свидетельствуют, по сути дела, о научном крахе.

Графология доказала свою несостоятельность. Но значит ли, что манера письма вообще существует самостоятельно и никак не связана с личностью человека? Безусловно, на основании изучения письменной речи (стиль, содержание и т. д.) все же можно сделать некоторые выводы о человеке.

В книге Ю. К. Олеши «Ни дня без строчки» есть запоминающаяся запись:

«Я знал несколько графологов. Один, по фамилии Зуев-Инсаров, промышлял своим искусством, сидя за столиком в кино „Уран“ на Сретенке. Очень многие из пришедших в кино и прогуливавшихся пока что в фойе останавливались у столика и заказывали графологу определить их характер по почерку. Зуев-Инсаров, молодой, строгий брюнет в черном пиджаке и, как мне теперь кажется, в черных очках, писал свои определения на листах почтовой бумаги.

Он мне тогда составил характеристику — по-моему, правильную».

Другой человек, воспользовавшийся услугами Зуева-Инсарова, высказался еще более определенно. Но сначала слово самому графологу:

«Энергичная и деятельная натура, не останавливающаяся перед препятствиями и первоначальными трудностями. Способен зажечься начинанием настолько, что в те часы совершенно отбрасывает слова „личная жизнь“. Привык к постоянной напряженной работе мысли, распоряжениям и хлопотам, заботам о ходе борьбы, привык настолько, что уже спокойная, ровно текущая жизнь показалась бы ему странною. В личной жизни неприхотлив, не любит ничего лишнего и ненужного. В обращении с людьми чувствует уверенность, старается быть всегда ровным, простым и корректным (при внутренней неровности и порывистости). Самолюбив. Ревнив. Трудно дает переубедить себя — привык оперировать фактами. Развитость познавательного комплекса. Увлечений не чужд, и увлечения могут достигать значительной силы, но когда речь идет о выполнении своих обязанностей, то в большинстве случаев никакие соблазны личного характера не в состоянии бывают сбить его с принятого им уже пути. Защищая свои принципы, может быть очень жестким».

А вот ответ: «Анализ моего автографа, сделанный тов. Зуевым-Инсаровым, содержит совершенно правильные элементы, и я не нахожу никакого тщеславия в этих лестных для меня выводах, ибо те, кто работает во имя революции, должны иметь нормальное и определенное представление о своих характерных качествах. Редактор французской газеты „Юманите“ Вайян-Кутюрье. Москва. 3.ХІ.27».

В искренности известного французского писателя сомневаться не приходится. К тому же, пролистав книгу Зуева-Инсарова «Почерк и личность», можно найти еще немало подобных восторженных отзывов.

Хотим думать, что когда-нибудь можно будет установить тесную зависимость между характером человека и его почерком. Но пусть слово об этом скажет не интуиция, а наука.

Портрет почерка

В конце XIX века в криминалистике произошло знаменательное событие: француз Альфонс Бертильон выдвинул новую систему идентификации почерка. В журнале «Научное обозрение» появилась серия его статей под названием «Сравнение почерков и графическая идентификация».

Бертильон предложил перенести методы «словесного портрета» на почерк, то есть использовать для идентификации почерка признаки как наиболее часто изменяющиеся, так и самые характерные, постоянные, присущие только одному человеку.

В обиходной речи слова: почерк, письмо, написание — имеют один и тот же смысл. Вряд ли видит в них особую разницу и профессионал-литератор, который выбирает то или иное слово, руководствуясь собственным вкусом. А для криминалиста каждое из них совершенно конкретное понятие. Точно так же обстоит дело со словом «признак». Его легко заменяют привычные синонимы: примета, знак, симптом, показатель. Криминалистика же более строга и не позволяет вместо словосочетания «признак почерка» говорить, например, «симптом почерка». Поэтому пусть читатель не торопится укорять авторов этой книги за однообразие повторяющихся выражений, терминов, словосочетаний. Дело отнюдь не в бедном словарном запасе, а в том, что необходима максимальная точность, чтобы не исказить твердых, устоявшихся понятий.

Итак, в чем же идея Бертильона?