Ненадёжный признак

Мичико кивнула. Мы немного помолчали, а потом я объявил, что на сегодня достаточно. Не знаю, как Мичико, но я точно не был готов вспоминать сегодня школьные годы — ни свои, ни чужие. Так что если она не возражает, мы прервёмся ещё на неделю. Она не возражала.

Всю неделю я крутил ситуацию так и этак, пытаясь придумать, как можно помочь этой девушке, но ничего кроме классических схем в голову не приходило. В любом случае на данном этапе терапии я мог только слушать. В день, когда у нас была назначена третья встреча, дождь лил, как из ведра, и моя традиция пить кофе в Королевском саду закончилась, едва успев появиться. Я стоял на трамвайной остановке под стеклянной крышей и смотрел, как по тротуару текут ручьи, полные розовых лепестков. Под порывами ветра розовое конфетти осыпалось с деревьев, чтобы недолго покружиться в воронке у канализационного люка и наконец провалиться в тартарары.

Вернувшись в офис, я заварил чай к приходу Мичико. Специально для неё купил молочный улун и маленькие чашечки. Чашечки, правда, оказались китайские, но Мичико сказала, что это ничего. Я повернул своё кресло к окну, и мы немного посидели, потягивая горячий чай и глядя на медные крыши домов, по которым всё ещё лупил дождь. Как я ни надеялся, но небо не желало светлеть, так что пришлось продолжать наш разговор под мерное постукивание капель по подоконнику.

В школе у Мичико не заладилось с самого начала. Они с отцом договорились, что она не будет рассказывать про Одуванчика одноклассникам, и по возможности не будет брать его с собой на занятия. Однако именно в школе стало понятно, что инвиз — это не мультфильм, который можно поставить на паузу. Одуванчик не хотел оставаться дома один, а на занятиях ему было так скучно, что однажды он целый урок, все долгие сорок минут во всё горло распевал какую-то длинную песню, и Мичико ни слова не слышала из того, что говорила учительница. Учителя начали говорить о том, что Мичико не достаёт внимательности и она усваивает материал с трудом.

А однажды вышло и вовсе плохо: соседка по парте, у которой с Мичико никак не налаживались отношения, толкнула её на перемене так, что Мичико отлетела к стене, как шарик от пинг-понга. Вернувшись, соседка обнаружила, что её тетрадь с домашним заданием разодрана в клочья. И, хотя никто не видел, чтобы Мичико до этого входила в класс, на неё стали смотреть косо.

— А как вы думаете, кто порвал тетрадку? — не удержался от вопроса я.

Мичико слабо улыбнулась.

— Понимаете, доктор… Я же знаю, какой ответ будет засчитан, как правильный. Я могу пожать плечами и ответить, что у моей соседки отношения были натянутыми не только со мной. Или могу опустить глаза и смущённо пробормотать, что не смогла справиться со своим гневом и действительно сделала это, как все и подумали. Проблема в том, что тетрадку уничтожил Одуванчик. Понимаете? Он разозлился. Он хотел меня защитить!

Я понимал. Поэтому заварил новую порцию улуна, и мы продолжили.

— Пожалуйста, не сердись на меня! — девочка в школьной форме умоляюще смотрит на мальчика. Мальчик, отвернувшись от нее, сидит на высоком мостике через пруд, болтая ногами. В бурой воде изредка показываются толстые спины больших красных рыб.

— Кто сказал, что я сержусь? Просто говорю, как есть. Я тебе больше не нужен, тебе со мной скучно. Тебе этих подавай! — мальчик раздражённо кивает в сторону стадиона неподалёку.

Со стадиона слышен детский смех и стук отскакивающего от покрытия мяча. В садике для уединения, устроенном на самом краю школьной территории, тихо. Плакучая ива, кривая сосна, высокая трава, пруд с мостом, пара скамеек и ограда из сетки. Из школьного здания слышится звонок.

— Одуванчик, это не так! Мне никто, кроме тебя, не нужен! Мне не бывает с тобой скучно, просто… Просто мне действительно нужно ходить в школу и учиться. Пожалуйста, давай пойдём на урок. У меня и домашка готова, я же вчера целый вечер на неё потратила… — девочка оглядывается, школьный двор стремительно пустеет.