Ненаглядный призрак

Другой доктор, Генрих Плосс, радует трёхтомным бестселлером «Женщина» (1898–1900), настолько дотошным и натуралистичным, что его можно ставить на полку рядом с «Жизнью животных» Брэма и «Нравами насекомых» Фабра. (Кстати, уже лет двадцать назад этот раритет догонял по цене скромный автомобиль.)

Д-р Плосс справедливо напомнил, что «история любования» имеет национально-этнический и медицинский аспекты. Его экскурсы, иногда непредвиденно смешные, наводят на подозрение, что речь вообще идёт о существах из разных галактик.

«Молодые женщины чукчей производят довольно приятное впечатление, если только удаётся побороть чувство отвращения, возбуждаемое грязью и запахом рыбьего жира».

«Одна 15–16-летняя папуасская девушка, представленная Берлинскому антропологическому обществу, имела красивые руки и ноги» (!!!).

«Абиссинянки ‹…› часто с сильно выраженной жировой клетчаткой; приятные манеры делают их желательными приобретениями для гаремов арабов».

«Полька гораздо грациознее русской женщины, и изящество её служит доказательством, что у неё больше вкуса… Она более нежного сложения, тёмные глаза выражают много живости, но в них нет выражения той чувственности, которую мы наблюдаем в глазах русской женщины».

Причём всякий народ старается свою внешность кардинально улучшить. Очень, например, актуальна борьба за лишний вес: «В королевстве Карагва, Уньоро и в других африканских государствах ожирение считается атрибутом красоты всякой женщины, особенно королевских жён». Их с юности откармливают мучными блюдами и свернувшимся молоком. Известно, что во времена Магомета его любимая жена Айша являла собой «образец чрезвычайного ожирения». В Южной Нубии невесту за сорок дней до свадьбы сажают на специальный режим: по утрам втирают в тело жир и заставляют съесть с килограмм каши. То же – в обед и вечером, а ночью – огромная чаша жирного козьего молока. Счастливица обязана достичь параметров бегемота и вызывать зависть у своих худощавых сестёр. Известна добрая санскритская песня: «О, моя возлюбленная, ещё до сих пор я не разрешил сомнения, есть ли промежуток между твоими грудями и бёдрами!»

В Китае до последних времён не было ничего эротичнее, чем девичьи ступни, искалеченные до неузнаваемости посредством бинтования, – «золотые водяные лилии». Этими сокровищами длиной в 4 дюйма (10,1 см) китаянки гордились и стеснялись оголять их даже перед мужьями, даже в темноте.

Тому, кто обзовёт дикостью эти азиатские и африканские обычаи, не вредно вспомнить вполне европейскую традицию: китовый ус деформировал не только рёбра, но и внутренние органы. В 1859-м одна двадцатитрёхлетняя модница скончалась прямо на балу: из-за чрезмерно затянутого корсета три ребра вонзились ей в печень. Пресловутые 90-60-90 – это, как говорится, «больно жирно». Мода XIX века предписывала размер талии до 55 сантиметров.

От оценок воздержимся.

Попытка приближения

«– Знаете, я боюсь, – заговорил я, – что если так будет продолжаться, то я возьму да и поцелую вас.

– Ах, какой ужас!..»

Это он уже налюбовался до дрожи, до пожара во всём организме – и теперь рискует приблизиться.

«И вот когда мои губы начали приближаться к щекам ‹…›, то глаза на ином расстоянии увидели другие щёки; разглядев шею вблизи и как бы через лупу, они обнаружили ее крупнозернистость…» (Оптика, прямо скажем, убойная.) «Пока я к ней наконец не прикоснулся, я по крайней мере видел её, от неё исходило легкое благоухание. Но ‹…› внезапно мои глаза перестали видеть, мой нос, вдавившийся в щеку, уже не различал запаха, и ‹…› я понял по этим невыносимым для меня признакам, что наконец я целую щеку Альбертины».

И тут начинаются дела пострашнее, в ходе которых выясняется, что предыдущие уловки – прекрасная фигня. Всего лишь «первая сигнальная система». Потому что наши тела в тысячу раз умнее нас, и они сами находят и узнают друг друга по запахам, по каким-то своим тайным признакам и феромонам. Им ещё предстоит решаться на сумасшедшее, головокружительное сближение, на доступ к перламутровой изнанке и (простите за биологизм) на совпадение слизистых. Для них, для тел, это высшая степень доверия. А если твоя нежная влажность, твоя изнанка доступна кому попало, то это уже нормальное, типовое блядство либо такая степень голодухи, такая убогая, нищенская пустота, о которой и говорить нечего.

Поскольку самая правильная и счастливая «форма существования белковых тел» – жить, умирая от нежности и желания.