Ненаписанные страницы

Верховцев числился в цехе десятником по ремонту печей, но ремонты уже давно не проводились, и роль Верховцева была не определена. Сам же Верховцев время не терял. Книги и ворох бумаг всегда лежали перед ним. Он изучил английский язык и читал не только труды советских ученых, но и иностранную техническую литературу. Изучал различные конструкции печей, технологию доменного процесса. Верховцева называли «ходячей энциклопедией». Под спутанной шевелюрой инженера шла напряженная работа мысли. В цехе помнили случай, когда он явился к Лешеву и заявил, что нашел способ использовать отходящий дым, как дополнительную тепловую энергию. «Дымовая идея» не встретила поддержки.

Лешев, выслушав инженера, усмехаясь спросил:

— У вас, Верховцев, часто болит голова? По-моему, ваши идеи зарождаются от головной боли. Влюбились бы вы лучше, и ваши идеи рассеются как дым…

Но доменщики не прочь были послушать инженера и часто вступали с ним в спор. В «хранилище идей» можно было встретить добродушного сменного инженера Лотова, степенного мастера Буревого. Чаще других появлялись Дроботов и его закадычный друг инженер Барковский. Всегда подтянутый, он садился в стороне и молча наблюдал за всеми, улыбаясь тонкими губами. В углу комнаты было излюбленное место старшего мастера Гуленко. Широкий, тучный, он грузно опускался на стул и, сложив руки на животе, неторопливо поворачивал голову то в одну сторону, то в другую. Нередко здесь прибегали к выражениям острым, допускающимся только в мужской компании.

В последнее время все чаще в «хранилище идей» упоминалось имя Бартенева. О нем инженеры говорили с оттенком легкой иронии. Однажды Лотов, обращаясь к Верховцеву, заметил:

— На четвертой опять осадка. Ты бы понюхал руду, как нюхает ее новый начальник, может, горняки ее обливают спиртом?

— Спирт по твоей части, — отмахнулся Верховцев.

— А я его предпочитаю не нюхать, а пить.

— Ну и пей на здоровье. Тебе, кажется, это не вредит.

— Мне-то не вредит, а вот с печами как быть? — не унимался Лотов.

— А ты знаешь закон гипертоников?

Лотов поставил ногу на стул, облокотился на колено и с любопытством уставился на Верховцева:

— Гипертоники и доменные печи. Что тут общего?

— Давление, — Верховцев взметнул вверх черные вьющиеся волосы: — Закон у них один: умеренность во всем. А наши печи питаются бог знает чем. Новый начальник не зря изучает сырье.

— Смотри, начнет обнюхивать тебя и съест. Косточки-то у тебя мозговитые.

— Это что? Догадки вашей инженерной психологии? — беззлобно спросил Верховцев. Его трудно было вывести из себя.

— Да, да, — подхватил Дроботов. — Ты начинен идеями, как пирог треской. Начальник тебя одним залпом. — Дроботов закачался от сдавленного смеха.

А Верховцев, повернувшись к Лотову, как ни в чем не бывало, продолжал излагать свою мысль:

— Нужна стандартизация сырья. Это главное.

— Стандартизация хороша при штамповке булавочных головок, — запальчиво перебил его Дроботов, перестав смеяться: — а доменные печи индивидуальны, как лошади, их не накормишь яичным порошком!

— А мы должны из всего, что загружаем в печь, сделать яичный порошок, конгломерат, — уточнил Верховцев.

Сидевший до этого молча Барковский пожал плечами и с усмешкой возразил:

— Во-первых, конгломерат — не порошок. Во-вторых, ты охотно глотаешь яичный порошок, а мне больше по нутру натуральная яичница. Как быть с этим?

Верховцев не успел ответить. Как раз в этот момент в «хранилище идей» вошла Кострова. Лотов быстро убрал со стула ногу, обмахнул рукавом сиденье и подал ей стул. Заметив, что при ее появлении они прекратили разговор, Вера Михайловна, улыбаясь, сказала:

— Если бы я недостаточно хорошо вас знала, могла бы подумать, что вы в заговоре.

— А мы и так в заговоре, — отозвался Дроботов, как-то странно щуря глаза.

— Против кого?

— Мы в заговоре против гипертоников!

— Это верно, — поддержал его Барковский, — только Верховцев, ратуя за гипертоников, нарушает их основной закон.

— Какой? — не подозревая ничего, спросила Кострова.

— Во всем умеренность! — Барковский многозначительно посмотрел на Дроботова и Лотова.

— Хилый юмор, — оборвала его Кострова, уловив в словах Барковского какой-то скрытый намек и мысленно ругая себя за то, что пришла сюда.

— Не волнуйтесь. И в ссорах нужна умеренность.

На лице Барковского застыло выражение барственной снисходительности, которое всегда отталкивающе действовало на Кострову. Собственно, она заходила сюда только из-за Верховцева. Между ними уже давно установились добрые товарищеские отношения людей, хорошо понимающих друг друга. Это не мешало им спорить и иногда не соглашаться друг с другом. Но цинизм Барковского и Дроботова удерживал ее от частых посещений «хранилища идей».

— Забиячливые вы. Это от избытка здоровья, — примирительно заметил мастер Гуленко, тяжело поднимаясь со стула.

Жизнь в цехе продолжала идти по старым заведенным порядкам. Мастера ругались с диспетчерами из-за ковшей, печи «холодали», начальники смен до хрипоты кричали на оперативках.