Ненаследный князь

— Премного рад, — сухо ответил Лихослав. А руку, к счастью, целовать не стал.

Его высочество, окинув взглядом поляну, вновь повернулись к княжичу Вевельскому. И в мутноватых стеклянных глазах Матеуша мелькнуло что-то этакое, что заставило Себастьяна проникнуться тревогой как за собственную судьбу, так и за братову.

Отец, по слухам, вновь в растраты влез, а в кредите ему отказано было. И встал вопрос о продаже земель, которых и без того за последние лет десять убыло. Векселей за княжьей подписью множество ходит, того и гляди, до суда доберутся. Лишеку отчаянно нужны деньги. Он молод, но порядочен, и если слово даст, то сдержит… и собой хорош, верен… идеальное прикрытие. А после, когда фаворитка надоест, то и супругом станет неплохим…

Мысли его высочества были столь явными, что Себастьян поежился и, дождавшись, когда Матеуш отойдет, взял брата под руку, шепнул:

— Лихо, улыбайся… да шире улыбайся… и еще… и сделай вид, что очарован мною…

— Уж прости, дорогой братец. — К счастью, Лишек не выказал удивления. И улыбался старательно. — Ты, конечно, прекрасен, откуда ни посмотри, но я больше по женскому полу как-то… привычней оно мне.

Но к ручке склонился, сделав вид, что целует.

— Лихо, прогуляемся…

— Куда?

— К кустам…

— Звучит нехорошо… не то чтобы я тебе не верил, братец, но нынешний твой облик внушает некоторые подозрения, — говорит и ухмыляется во все зубы, от же Лишья тать.

Себастьян вцепился в братову ручку и, хлопнув веером по груди Лихослава, за собой увлек.

— Дело есть…

— Ну, если дело…

Поклонники конкурсанток уже изрядно общипали розы. И из-за поредевшего куста просматривалась лужайка с шатрами и шутами, королевским оркестром, его величеством, каковое изволили придремать, и оттого оркестр играл тихо, едва ли не шепотом…

— Объяснишь? — Лихослав скрестил руки на груди. Смотрел он не то чтобы зло, скорее уж раздраженно. И устало. И выглядел, признаться, в свете дневном погано. Лицо землисто-серое, щеки запавшие, с короткою светлой щетиной. Под глазами тени, и сами эти глаза будто бы красною нитью прошиты.

Запах опять же переменился.

Нет, прежний, но… но другой.

— Ты чего? — Лихослав шарахнулся. — Целоваться я с тобой точно не стану! Извращение полное!

— Стой смирно.

Не нравились Себастьяну эти новые ноты. Будто бы псиною тянет… или нет, собачий запах не вызвал бы такого раздражения, да и пахнут они иначе, а это… серое… волглое… старая шкура звериная… и еще кровь, но самую малость.

Гнильца проклятия…

— Лихо, ты ничего мне рассказать не хочешь?

— А ты?

— Я первым… первой спросила.

— Проклятие подцепил. — Лихослав поскреб щеку и пожаловался: — Расти стала, что дурная… только сбрею, а она опять… и жесткая такая…

— Что за проклятие?

— Петля на сердце. Полковой наш пропустил, вот она и… и вот только в обморок не хлопнись, панночка!

— Не хлопнусь, — мрачно произнес Себастьян и сел на траву. Леший с ним, с платьем и с приличиями… петля на сердце… да Себастьян о таком только слышал.

А тут Лишек.

И ведь не признался бы… молчал… ходит под петлею, а туда же, храбрится, ничего-то, мол, серьезного. А Себастьян ему еще когда говорил, чтоб бросал дурное… нет же ж, вбили в пресветлую Лишекову голову, что он один за всех в ответе… и не только в этом дело, но еще в том, что на Серые земли он Севастьяновыми стараниями сунулся.

— Да не спеши ты меня хоронить. — Лихослав присел рядом. — Поживу в Познаньске, делами займусь… год-другой, и само развеется. Я ж его не чувствую даже. А как ты понял?

— Поняла.

— Поняла, — поправился Лихослав.

— По запаху… и выглядишь ты, братец, препаршиво. Тебе б в деревню на эти год-два…

…Себастьян догадывался, что истинный срок куда поболе.

— Отправлюсь. Разберусь с одним… дельцем и отправлюсь… а ты-то куда… влипла?

От уж точно, влипла, по самые кружева.

— Я… за конкурсом этим приглядываю… прости, многого не расскажу… клятва… Евстафий Елисеевич в курсе… ну и Старик, само собою…

— Генерал-губернатор?

— Полагаю, что да. А вот его высочество… — Себастьян сплюнул на маргаритки. — Вздумалось ему меня осчастливить…

— Счастлив?

— Будешь ржать, нос сверну.

— Не надо! — Лихослав пощупал переносицу. — На неделе мне уже сворачивали.

— Кто?

— Да… одна ваша… красавица… мне поручили приглядывать за нею, чтоб куда не вляпалась… в общем, я так понял, что Матеуш решил тебя… того…

— Ага… того. И этого тоже. И всякого вообще. Но я девица строгих правил…

Лишек все ж таки хихикнул, а потом и вовсе на спину упал, заржал во всю глотку, пугая и диких скворцов, и дворцовых, запертых в серебряные клетки канареек. И главное, заливисто так хохочет, заразительно, песий сын.

— …и до свадьбы романсов не кручу. Вот он и решил подыскать мне достойного мужа…

Смех оборвался. Лихослав вытер слезящиеся глаза, сел и уточнил:

— Меня, что ли?

— Тебя, дорогой, — пропела медовым голосом Тиана, прислоняясь к могучему уланскому плечу. — И хватит ржать. Вот сведут нас завтра на рассвете в храм…

— Почему на рассвете?

— Исторически сложилось, что казнят на рассвете.

— Дорог…ая… сестрица… вы всегда буйною фантазией обладали, но это — чересчур…