Ненастье

Квартиру свою Яр‑Саныч захламлял за три дня. Поверх ковров он расстилал газеты, на которых сушил россыпи картошки и лука. Вдоль стен он ставил ящики под рассаду, мешки с удобрениями и какие‑то канистры. Яр‑Саныч не смотрел телевизор, не разговаривал с соседями. Целыми днями он читал старые сельскохозяйственные журналы, которые остались от жены, — всегда одни и те же, но очень внимательно. Он разговаривал сам с собой и делал какие‑то выписки, но тетрадь с ними всякий раз весной забывал дома.

Впрочем, он не впал в маразм и в некоторых вопросах сохранял полную вменяемость. Он завёл знакомство с какой‑то бабой‑продавщицей в овощной палатке на районном рынке и носил ей свой товар: мытую картошку и морковь, отшелушенный лук и чеснок. Баба‑продавщица как‑то мухлевала и продавала овощи Яр‑Саныча мимо кассы. Каждый день Яр‑Саныч не ленился являться на рынок к восьми часам вечера, к закрытию палатки, и забирал выручку: десять рублей — хорошо, двадцать рублей — хорошо, тридцать пять рублей — очень хорошо. Все деньги, в том числе и пенсию, он складывал на сберкнижку, а сберкнижку прятал в старом матрасе на антресолях.

Яр‑Саныч ни сном ни духом не ведал, что его дачу продают. Сам бы он не согласился на продажу ни при каких обстоятельствах, пускай хоть вулкан открывается на месте Ненастья. Герман и Танюша оформили документы без него, пригласили на квартиру покупателя и нотариуса, и Яр‑Саныч в диком раздражении подмахнул бумаги, лишь бы чужаки скорее убрались вон из его дома. Он не вникал в суть того, что подписывает. А Герман с Таней решили объяснить ему всё лишь тогда, когда покупатель выплатит полную сумму. С деньгами на руках можно будет сразу купить Яр‑Санычу другую дачу.

Вообще‑то Герман надеялся увезти Яр‑Саныча в Индию. Не всё ли ему равно, в какой стране копать грядки. Он же не смотрит на мир вокруг себя и никакой разницы не заметит. Пересадить его с места на место, как дерево, — из русской деревни Ненастье в индийскую деревню Падхбатти. Правда, про Падхбатти не знала и Танюша. Он расскажет ей потом, когда будет можно.

В общем, Яр‑Саныч не ведал, что его лишили логова. Он мирно копал свой огород весь сезон 2008 года — так договорились, пока покупатель не рассчитался полностью, и потом дача в Ненастье стала чужой собственностью. Сторож кооператива Фаныч за своё молчание получил ящик водки. Но Фаныч и не приятельствовал с Куделиным, чтобы разболтать.

Правду Яр‑Саныч узнал днём в понедельник 17 ноября, когда капитан Дибич пришёл к нему на квартиру с расспросами о Германе Неволине.

Яр‑Саныч не смотрел новости и не имел друзей, с которыми мог бы сплетничать, а потому и не слышал, что Герман — грабитель. Впрочем, это его всё равно бы не заинтересовало. Ну, спёр он что‑то — дак он же всегда воровал у Яр‑Саныча: в позапрошлом году украл грабли, в прошлом году взял со стола двадцать рублей и выкрутил лампочку. Люди для Яр‑Саныча делились на воров и бездельников. Герман — вор, Танька — бездельница.

Однако Яр‑Саныча поразило известие, что Ненастье продано: деньги за дом и участок, оказывается, выплачены, а у него, у Яр‑Саныча, больше нет убежища!.. Яр‑Саныча так встряхнуло и окатило жаром, что он даже не завопил, а словно бы застыл внутри себя в полуобморочном и перевёрнутом положении. Он не понимал, как ему относиться к этому факту. Принять — невозможно. Просто никак невозможно. Яр‑Саныч ощущал себя жуком, которого опрокинули на спину, а он механически шевелит лапками.

Дибич ушёл, а Яр‑Саныч этого уже не заметил: он привычно занялся хозяйством, но с тупым упрямством опрокинутого жука пытался понять, что же означали слова милиционера — кроме того, что они означали реально? Нет, не может быть, что у него нет Ненастья. Наверное, милиционер говорил всё это к тому, что налоги повысят. Газ хотели провести — деньги вымогают. Или Танька не заплатила взнос за вывоз мусора, вот ему и угрожают…

В половине восьмого вечера Яр‑Саныч оделся и потащился на рынок забирать свои деньги в овощной палатке. Не заберёшь сразу — не отдадут совсем, мошенники. На обратном пути Куделина и подкараулил Герман.

Сначала он просто двигался за Яр‑Санычем, со стороны рассматривая старика, — глупого, злого и противного человека. Яр‑Саныч был в рваной телогрейке и цигейковой ушанке, точно зэк. Никто его не сопровождал; если оперативники хотели взять Германа у тестя, то, наверное, сидели в засаде на квартире, а не таскались за хрычом по тёмным и заснеженным улицам. Возле угла дома Яр‑Саныча Герман догнал старика и остановил, взяв за плечо.

Яр‑Саныч увидел Германа, попятился к сугробу и затрясся, хлопая ртом.

— Ми… милиция! — скрипуче и негромко крикнул он.

— Саныч, перестань, — поморщился Герман. — Слушай меня внимательно.

— Украл!.. — крикнул Яр‑Саныч. — Он украл!..

Герман, озлобляясь, пихнул тестя в грудь и схватил за телогрейку.

— Сейчас как дам по морде, старый дурень! — негромко рявкнул он. — Ну‑ка слушай меня! Кивни мне, если соображаешь!

Яр‑Саныч испуганно кивнул, но всё равно не соображал.