Он успел на последнюю электричку и приехал сразу на центральный вокзал Батуева. Он не боялся, что его кто-нибудь опознает и сдаст ментам, — просто вообще не думал об этом. Впрочем, у него был очень неприкаянный вид, и никто бы и не поверил, что этот высокий мужчина в пальто и кепке неделю назад разбогател на сто сорок миллионов рублей, а саквояж у него набит пачками денег, словно пачка денег не дороже пачки сигарет.
Он изгнал мысли о Танюше и Владике Танцорове, о том, что случилось в Ненастье несколько часов назад, иначе сдетонирует чувство вины перед Танюшей — мгновенно расширяясь, как взрыв, сведёт его с ума, испепелит.
Полупустой ночной вокзал, гулкий и просторный, оказался неожиданно человечным: здесь уже никто не толкался, можно было без очереди подойти к любому окошку, будь это касса или киоск с газировкой, свободные кресла приглашали отдохнуть без навязанного соседства. Герман решил купить билет до Самары, чтобы Самара, где живёт мама, как бы притягивала его к себе в дороге, не позволяла соскочить с поезда и вернуться в Батуев.
Билеты были. Поезд уходил в восемь утра. Надо было чем-то занять себя до восьми. И Герман решил позвонить Володе Канунникову. Идея выглядела не лучшим образом — всё-таки три часа ночи. Но Герман понял, что он не в силах просто так взять и уехать. В этом городе он прожил семнадцать лет, и он должен с кем-то поговорить: сказать какие-то слова и услышать какие-то слова в ответ. Он уже изнемог жить внутри себя, внутри своей затеи.
— Слушаю, — как-то буднично сказал Володя совсем не сонным голосом.
— Вова, это Неволин, — негромко сообщил Герман.
— Герка? — изумился Володя. — С ума сойти!
Володя закончил политех. Он учился как раз во времена «афганского сидения», когда другие парни бухали, гоняли на разборки или мутили какой-нибудь разухабистый бизнес. Володя получил трёхкомнатную квартиру «на Сцепе»; у него с Олей и так было двое детей — пацаны-разбойники, и сразу завёлся третий ребёнок — Ксюшка. Володя не пристраивался ни к кому из успешных приятелей, чтобы срубить бабок, не квасил и не химичил. Он был правильным. И почему-то его принципиальность никогда не отталкивала, его скромность не вызывала жалости, его спокойная честность не обижала.
Он работал на комбинате «Электротяга», дорос до заместителя главного инженера по энергетике. В девяностые на комбинате ни шиша не платили, а в нулевые вернулись заработки — не бог весть что, но жить можно, и Володя выкладывался. В этот день, точнее, в эту ночь он сидел на дежурстве; смена завершалась в четыре утра, и Володя пообещал Герману приехать.
Герман ждал, прогуливаясь по платформам, галереям и кассовым залам. Семнадцать лет назад он стоял вон там на перроне с чемоданом в руке и растерянно озирался: он приехал в незнакомый город по приглашению армейского друга Серёги… И вот сейчас уезжает отсюда же.
А вокзал нынче совсем иной, нежели в начале девяностых. Тогда он был заплёванный, тёмный и опасный, а теперь — удобный и респектабельный. Светящиеся табло, англоязычные указатели, эскалаторы, круглосуточные кафетерии. В киосках — таблоиды, шоколадки и одноразовые дорожные несессеры, а не презервативы, водка и брикеты китайской лапши.
— Герка, здорово, рад видеть тебя! — Володя протягивал руку, словно не слышал про ограбление спецфургона и федеральный розыск.
Володя был невысокий, всегда аккуратный и какой-то мужественный.
Они решили посидеть в привокзальном ресторанчике «Экспресс» — в недорогой забегаловке, где из экономии погасили половину светильников, и Герману в полумраке было спокойнее. Зевающая официантка приняла заказ на две порции пельменей и принесла триста грамм водки в графине.
— Какая-то помощь нужна? — осторожно осведомился Володя.
— Нет. Извини, что выдернул. Просто трудно прыгать без парашюта.
Володя понимающе улыбнулся.
— Как там наши парни? — спросил Герман. — Я не перевожу разговор, мне правда хочется знать, Володя. Наверняка про многих из них я в жизни уже ничего больше не услышу. А ведь мне интересно, как судьба сложится.
Володя задумался. Они с Германом не виделись пару лет.
— Слышал, Игорь Лодягин стал мэром в Красноборске?
— Надо же! — засмеялся Герман. Почему-то ему было приятно, что у Гоши всё хорошо. — А как его туда занесло из Батуева?
— У него жена оттуда родом. Поехал к тёще на блины и завяз.
— Нормальная песня. Гоша ведь с молодости был такой… мундирный. Ему же эти игры в чиновников всегда нравились.
— Кстати, Сане Чеконю орден пришёл. Опоздал на двадцать лет. Но теперь Саня с Красным Знаменем, как Егор Быченко.
— Отлично. Мне кажется, что Чеконь именно из-за этого ордена и был такой надменный и презрительный. Переживал, что орден потеряли.
Им принесли пельмени в одноразовой посуде, и Герман разлил водку.
— У Макурина всё в порядке… Воха Святенко уехал в Москву, у него там бизнес прёт. А Билл Нескоров вообще олигархом стал.
— Как ему удалось?