Читаем Ненастье полностью

Для голодного и усталого Владика Таня торопливо пожарила целую сковородку картошки с солёными грибами из материнских заготовок. Печка шаяла во всю мощь, чтобы Владик отогрелся. На первом этаже было тепло, а в мансарде — жарко. «Значит, проще будет раздеться догола», — подумала Таня.

— Ты подожди здесь, — виноватым шёпотом попросила она. — Мне надо… ну… настроиться… Я тебя позову.

Она оставила Владика внизу и поднялась в мансарду, села на топчан, бельё на котором всегда пахло кислым хлебом. Сквозь проём люка в полу красный печной свет озарял потолочные балки. В железной печной трубе, обмотанной асбестовой тканью, пощёлкивало. Синее ледяное окно казалось полыньёй; луна свешивалась, как петля. Таня разделась до майки и трусов.

— Владик, — позвала она. — Иди.

Владик не шёл.

— Ну, Вла-адик… — умоляюще повторила Танюша.

А Владик заснул на тахте, завалившись в угол. Недосып, похмелье, марафон и плотный ужин срубили его. Танюша постояла над ним, переступая босыми ногами по холодному полу, и вернулась наверх. Она по-турецки уселась на топчан, закуталась в одеяло, а потом угрелась и тоже заснула.

Печка догорела. На шиферной крыше вокруг трубы протаяло тёмное пятно. Транзитные поезда как стрелы неслись строго по прямой линии через снежную равнину мимо маленькой дачной деревни Ненастье. В алмазных и морозных небесных водах, веерами распустив хвосты и плавники, грозно и величественно, словно сквозь какие-то стеклянные сферы, плыли огромные и прозрачные неевклидовы рыбы с яркими лунными глазами.

* * *

Первым собственным транспортом «Коминтерна» был толстощёкий автобус «КАвЗ», изношенный прежними хозяевами на колхозных просёлках. Парни прозвали его «трахомой». Сейчас «трахома» почти упёрлась помятым бампером в ржавые ворота кооператива «Деревня Ненастье». Андрюха Воронцов, водитель, требовательно посигналил, и вскоре дачный сторож с опаской выглянул из калитки. Серёга открыл дверь автобуса.

— Узнал Куделина? — спросил он сторожа и указал на борт «трахомы»: Яр-Саныч сидел в салоне автобуса у окошка. — Кто-то в его доме есть?

— Дак дочь его, — ответил сторож. — Татьяна. Я ключ дал. Здоров, Саныч.

Куделин за стеклом молча качнул головой.

— Открывай нам ворота, — приказал Серёга сторожу, убрался в салон и захлопнул дверь. — Она здесь, Саныч. Считай, всё обошлось.

«Трахома», подвывая, покатилась по узкой улице дачного кооператива, с обеих сторон огороженной чем попало — реденьким штакетником, сетками, плотными дощатыми заборами или просто вкопанными автопокрышками.

— Вон мой дом, зелёный, — с места глухо пояснил Воронцову Яр-Саныч.

Воронцов тормознул возле двухэтажного дома, обитого тёсом и некогда покрашенного, а теперь облезлого. На перилах крыльца висел половичок.

— Я один схожу, — сказал Яр-Санычу Серёга.

Вдруг девчонка с каким-нибудь мужиком? У Куделина будет истерика. Впрочем, девчонка и сама может закатить истерику, не желая возвращаться к отцу, от которого сбежала. В любом случае без папаши будет проще.

Серёга щурился от яркого и свежего мартовского солнца. Истоптанная тропинка по-морковному хрустела под ногами. Сугробы уплотнились, осели, плавно изогнулись, как диваны; их выпуклости сверкали зернисто и янтарно. Зима будто бы сняла шапку, опустила воротник и расстегнулась: оголились хребты крыш, перекладины телеграфных столбов, макушки дачных яблонь. С неба пригревало, а в синей тени домика оказалось неожиданно студёно.

В это время в мансарде Владик опять раздевал Танюшу.

Всю ночь он спал так крепко, будто его забетонировали в сон, пропустил все электрички в город и, получается, прогулял школу. Таня, промаявшись полночи, тоже спала до полудня. Владик проснулся первым, сообразил, где он и что случилось, выпил холодного чая и побежал наверх — к Танюше.

Он торопливо разбудил её и принялся стаскивать одежду, которую Таня напялила под утро, когда печка остыла и сделалось холодно. Владик стянул с Тани кофту-олимпийку, толстые носки и тренировочные штаны, а дальше затея опять застопорилась. Вроде бы ночью Таня настроила себя всё сделать так, как делают все, а утром решимость рассыпалась, и Таня снова отдирала и отталкивала от себя руки Владика. Она плакала от того, что боится, что всё происходит не так, что она — дрянь, дрянь, пустышка, не способная ни на что.

А Владику на третью попытку уже не хватало даже вежливости.

— Ты чо, с-сука! Ты чо, с-сука! — вскрикивал он, точно получал удары.

Они ворочались на топчане, сдвинули его с места и взрыли всё бельё. Владик порвал на Тане майку, а Таня расцарапала Владику запястья. И вдруг на первом этаже крякнула пружиной дверь, и кто-то вошёл в комнату.

Это был Серёга. Он оглядывался, готовый ко всему. На первом этаже — ничего особенного. Печь прогорела, занавески задёрнуты, на тахте — одеяло, на столе, покрытом клеёнкой, — два стакана с заваркой на дне и сковородка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза