Ненасытный (HL)

Приятно удивленная жертва порой даже не замечала, что Хольцман ни разу не назвал фамилии вампа, поскольку не знал ее.

Но то Хольцман, у него внешность интеллигентная. Его еврейские родители пришли в ужас, когда он начал работать на Ватикан, хотя вероисповедание он не менял. (Этого от него и не требовали. Найти того, кто способен рубануть визжащего суккуба мечом, и так нелегко — трудно ожидать, что он окажется еще и католиком. Гвардейцы придерживались самых разных вероисповеданий, и атеисты вроде Аларика тоже встречались.)

Если выглядишь как адвокат, дурить обалдевших доноров очень просто, но выглядеть как мускулистый охотник за демонами тоже неплохо, особенно если такой ты и есть. Аларик не имел ни единой ученой степени — он просто рубил вампам головы и помогал их жертвам снова стать людьми.

Поэтому хитрить он даже и не пытался. «Сеньора Липучку» к горлу, и все тут.

— Феликс… — пробормотала Сара в конце концов, — он живет над антикварным магазином на Западной Четвертой, только пожалуйста… — Аларик схватил ее за шиворот и запихнул на переднее сиденье. Как бы не отправила своему неживому дружку сообщение; не хватало еще, чтобы тот созвал других вампов и устроил западню палатинцу.

Поездка выдалась не из лучших — Сара всю дорогу упрашивала, перемежая слова рыданиями:

— Пожалуйста, не троньте его. Вы не понимаете… он не хотел быть таким. Он себя ненавидит за то, что вынужден делать со мной…

— Да ну? — По радио гремел хэви-метал — Аларик не очень его любил, но надо же было заглушить как-то это нытье. — Чего ж ты ему позволяешь?

— Без этого он умрет.

— Ошибаешься. Он умрет лишь в том случае, если ему воткнут кол в сердце или отрубят голову. Можно еще подержать его на солнцепеке или окунуть в святую воду полностью, с головой. Да ты и сама это знаешь.

— Неправда! Он говорил, что все это миф. Как и то, что вампиры могут пить кровь животных. Они умирают, если делают это. Для поддержания жизни ему нужна моя кровь.

Аларик возвел глаза к небу.

— Вы, девчонки, попадаетесь на это веками. Кровь животных им не нравится, вот и все. От нее они слабеют и уже не выглядят такими красавчиками, да и гордость не позволяет ее сосать. Зато человеческая кровушка для них как филе-миньон. Говоря тебе, что погибнет без твоей крови, он попросту врет. Бездушный, вонючий, паскудный насильник, вот он кто, твой Феликс.

Сара разрыдалась еще пуще — как видно, речь Аларика ее не устраивала. Аларик слегка устыдился: Хольцман всегда говорил, что общение — это наука.

Он достал бумажный платочек из пакета, предоставленного агентством по прокату автомобилей, и дал ей.

— Злой ты, — выговорила, сморкаясь, Сара. — Никакой он не бездушный, а очень даже чувствительный. Стихи мне читал. Шекспира.

Аларику хотелось остановить машину и проблеваться, да время не позволяло. Чем быстрее они с этим покончат, тем быстрее он вернется в гостиницу. Закажет что-нибудь в номер, посидит в ванне (в малюсенькой ванночке с шершавыми полосками на дне, чтобы гость не поскользнулся, когда принимает душ). Потому-то Аларик и не любил останавливаться в отелях меньше чем с пятью звездами: он человек взрослый и давно не падает в ваннах. Потом ляжет спать.

Утром он вылетит в Нью-Йорк, снимет номер в «Пенинсуле», найдет князя и прикончит его.

Мысли об этом доставляли ему наслаждение.

— То, что ты чувствуешь, не любовь, — стал объяснять Аларик добрым, как ему представлялось, голосом. — Сплошной допамин. Феликс не похож на других твоих знакомых: он ночной зверь и в качестве такового активирует в твоем мозгу центр, вызывающий у тебя эйфорию в его присутствии. При этом ты сознаешь, что по-настоящему вы никогда не будете вместе, а он такой сложный, чувствительный и ранимый. Поверь мне, ничего такого в нем нет.

— Как ты смеешь! — вспылила Сара. — Это не допа… как его там. Это любовь! Любовь!

Аларик охотно бы с ней поспорил. Вампиры неспособны на любовь в человеческом понимании, поскольку у них нет сердца. То есть формально, в общем, есть: куда-то ведь он колья вгоняет. Но эти сердца не перекачивают кровь и не бьются.

Чем же вампирам любить и тем более отвечать на любовь?

Но спорить с сопливой девчонкой о природе вампирской любви — занятие бесплодное.

— Брось, — сказал он вместо этого, видя, что Сара не перестает плакать. — Не так уж все плохо.

— Не так плохо? Ты собираешься убить моего любимого!

— Да, — сказал Аларик (они уже подъезжали), — но ты взгляни на это дело с другой стороны. Он обещал сделать тебя вампиром, верно?

— Да, — слегка удивилась Сара. — Он сказал, что обратит меня, как только сил наберется. Тогда я стану такой же красивой, как он. И бессмертной.

— Ну-ну. — Аларик хорошо знал, что Феликс и не думал ее обращать — зачем лишать себя надежного источника пищи.

Вампир будет дурить ей голову еще несколько месяцев, а когда девица совсем исчахнет от анемии, найдет себе кого-то поздоровее. Скажет, что дело не в ней, что ему «надо подумать». И смоется.