Ненавидь меня

Хватаюсь за его плечи, колени слабеют, когда пальцы на моей шее сжимаются сильнее, и он заставляет меня открыться, чтобы накормить своим языком.

На вкус он как корица и непрошеное желание… окутанное чистым злом.

Голова кружится, отдаюсь поцелую, стремительно погружаясь в черную дыру, в которую он меня заточил.

Я должна положить конец этому безумию и заставить его извиниться. Не только за то, что украл мой первый поцелуй — ведь именно это он и сделал, — но и за все те пытки, которым меня подверг.

Собираюсь вырваться, но его свободная рука скользит вверх по моей ноге, исчезая под юбкой.

Несмотря на желание, закручивающееся внутри, грудь сжимается, а нервы накалены до предела.

Особенно когда он прижимает меня к полке и стягивает трусики.

Многие мои сверстники уже занимаются сексом, так что в этом нет ничего необычного. Однако я все еще пытаюсь осознать, как за несколько минут я перешла от первого поцелуя к… тому, что он собирается сделать.

— Я никогда этого не делала, — шепчу ему в губы, чувствуя себя настолько уязвимой, что готова расплакаться.

Его тело напрягается, прежде чем он отстраняется.

На его губах появляется снисходительная ухмылка.

— Я вижу.

Эти слова равносильны пощечине, но я не доставлю ему удовольствия узнать, насколько они ранят.

С гордо поднятой головой собираюсь протиснуться мимо него, но он открывает дверь, опережая меня.

Я была готова к тому, что Нокс окажется мудаком, потому что он всегда такой.

К чему не была готова, так к тому, что кучка парней из футбольной команды, включая Кена, столпится прямо у кладовки.

Нокс держит мои белые хлопковые трусики как трофей.

— Она чистокровная рыжая пизда. Ковер совпадает с портьерами.

Несколько парней усмехаются.

Пока Нокс не нюхает свои пальцы и не морщится, будто учуял что-то прогорклое.

— Хотя сука пахнет тунцом.

С этими словами он уходит.

А я задаюсь вопросом, возможно ли умереть от смущения?

Или от сильной ненависти к кому-то.

11 класс

Аспен

Священник что-то говорит, но я не слышу ни слова.

Единственное, на чем могу сосредоточиться, — гроб рядом с ним.

Тот, в котором покоится тело моего отца.

Лео обнимает меня за плечи и целует в висок.

Как обычно, он единственный, кто поддерживает меня.

Конечно, мама здесь, но суетится, и общается, как будто поминки отца — вечеринка, которую она устраивает.

Первая слеза скатывается по щеке, но я быстро вытираю ее. Не хочу разваливаться на части в комнате полной людей. Особенно, если учесть, что я почти никого из них не знаю.

Грудь сдавливает, сглатываю ком в горле.

Не понимаю, как это произошло.

То есть я не идиотка, поэтому могу понять, что, судя по всему, мой отец был мошенником.

Очевидно, он убедил кучу людей вложить деньги в дом престарелых.

А потом украл их деньги.

Однако он связался не с тем человеком, потому что два года спустя его нашли на парковке с пулей в голове.

Стрелявший в него мужчина даже не пытался отрицать, когда полиция выследила его у дома.

Он просто сказал, что мой отец заслужил это за то, что украл его сбережения, заработанные тяжелым трудом.

И вот теперь я здесь… на его поминках, борюсь с тем фактом, что человека, которого любила больше жизни, теперь нет.

Потому что он был мошенником.

Лео поворачивается ко мне, когда священник наконец замолкает.

— Тебе что-нибудь нужно? Я могу чем-то помочь?

Качаю головой, изо всех сил стараясь сдержать слезы.

Лео поднимает мой подбородок, заставляя встретиться с ним взглядом: — Злиться — это нормально, — его глаза смягчаются. — Скучать по нему — тоже нормально. Твой отец выбрал плохой путь, но он любил тебя, Аспен.

Я знаю, что любил.

Но осознание этого только усиливает боль.

Он крал у людей, чтобы не только прокормить свою семью, но, и чтобы у моей легкомысленной матери было все, чего она хотела.

И не только у нее.

Он воровал, чтобы у меня было лучшее образование, одежда, книги, крыша над головой, еда… брекеты, о которых умоляла, чтобы исправить свои кривые зубы.

Рассеянно перебираю пальцами ожерелье на шее. То, которое не могу заставить себя снять. Жемчуг.

В последний раз, когда я видела отца, мы завтракали беконом, яйцами и французскими тостами.

Я была в восторге, потому что это означало, что дела снова пошли в гору, и у нас достаточно денег, чтобы оплатить счета и заполнить холодильник.

Но теперь я знаю правду.

Когда бы у моей семьи ни появлялись деньги… они никогда не были нашими.

— Это больно, — шепчу я. — Знать, что он сделал. Кем он был на самом деле.

— Я понимаю, — он тяжело вздыхает. — Хотел бы я знать, чтобы остановить его, — закрыв глаза, он пожимает плечами. — Он попросил меня составить контракты и убедиться, что все законно. После этого…

Это было уже не в его власти.

— Он был моим лучшим другом, — говорит Лео, качая головой. — Но теперь я чувствую, что никогда не знал его по-настоящему, — он опускает взгляд на свои ботинки. — Я также не могу отделаться от ощущения, что подвел его… подвел тебя.

— Это не твоя вина.

Он прикасается к моей щеке: — И не твоя, милая.