Ненавидь меня

Прочищая горло, протягиваю кекс: — Попробуй…

— Что все это значит? — спрашивает мама, заходя на кухню.

— Я испекла кексы для вечеринки.

Удивление отражается на ее лице.

— О…

— Что ты сделала? — огрызается Трент, заходя следом за ней.

Ясно, что он не в лучшем настроении.

— Я испекла кексы, — повторяю, — для вечеринки.

И хотя он, возможно, не самый большой поклонник сладостей, гости, которые придут в его дом сегодняшним вечером, могут оказаться таковыми.

Наблюдаю, как гнев разливается по его лицу, искажая и без того суровые черты.

— Выброси их.

Подождите? Что? Он шутит?

Смотрю на маму, но она не встречает мой взгляд.

— Нет, — качаю головой, изо всех сил стараясь не рассмеяться, но смех все равно вырывается. — Я не стану выбрасывать вкусные кексы только потому, что они тебе не нравятся.

Это глупо.

Черт, вся эта конфронтация просто глупа.

Жестом указываю на поднос: — Если ты не хочешь, чтобы они были на вечеринке, хорошо. Не подавай их. Я просто…

Все происходит так быстро, что я едва успеваю осознать происходящее, когда Трент проводит рукой по острову, и поднос падает на пол.

— Я не хочу, чтобы это дерьмо было в моем доме. Избавься от него. Сейчас же.

Он сумасшедший. Его поведение совершенно странное.

— Срань господня. Ты сумасшедший. Что, черт возьми, с тобой не так?

В следующий момент он хватает меня за подбородок и сжимает его с такой силой, что мне становится больно, когда упираюсь поясницей в стойку.

— Следи за языком, юная леди.

Он сошел с ума. Другого объяснения нет.

— Да пошел ты, — смотрю на маму, взгляд которой теперь направлен в пол. — Ты действительно позволишь ему так со мной разговаривать?

Потому что мой отец никогда бы так не поступил.

— Я не потерплю неуважения в своем доме, — Трент поднимает руку. — Пора бы тебе научиться…

— Папа, — рявкает Нокс, втискиваясь между нами, — Аспен не знала этого правила.

Правила? Господи. Это место с каждым днем все больше напоминает тюрьму.

От взгляда, которым он одаривает Нокса, мурашки бегут по спине. Затем он делает шаг назад и смотрит на мою мать.

— Разберись со своей дочерью, Эйлин. Или, да поможет мне Бог, это сделаю я.

Наконец выйдя из транса, мать поднимает голову: — Аспен, иди в свою комнату.

— Серьезно? — насмехаюсь я. — Мне не двенадцать.

— Эйлин, — предупреждает Трент.

Подойдя ко мне, она хватает меня за локоть.

— Комната. Сейчас же.

Упираюсь ногами: — Нет.

Ее ладонь больно ударяет по щеке, это так поразительно — и унизительно — что приходится смаргивать слезы.

Я скучаю по папе.

Единственная мысль, которая крутится в голове, когда я взбегаю по лестнице в свою спальню.

Эта и… то, что хочу уехать.

В начале января мне исполнилось восемнадцать, так что мама мало что может сделать, чтобы помешать мне.

Могу использовать накопленные деньги, чтобы найти квартиру до начала учебы в колледже.

Не знаю, почему я не подумала об этом раньше.

Достав из шкафа чемодан, начинаю набивать его одеждой… но останавливаюсь.

Сначала нужно придумать план.

Но для этого необходимо точно знать, какой суммой я располагаю. Тогда смогу выделить немного на гостиницу и еду, пока буду искать квартиру.

Подхожу к столу и включаю ноутбук. Введя пароль, захожу в свой банк.

Желудок сжимается.

На моем счете пятьдесят семь долларов… но этого просто не может быть. У меня должны быть тысячи.

С замиранием сердца изучаю траты.

Вижу счет в тысячу долларов за ветеринара для Вискерс и несколько разных покупок, которые помню, — пицца, поездка в Uber и платье для выпускного, которое купила пару дней назад.

Но были и другие действия. Снятия крупных сумм в банкоматах, о которых ничего не знаю.

За последние три недели максимальная сумма снималась довольно часто, иногда по нескольку раз в день. Или лучше сказать… ночь?

Потому что, похоже, это всегда происходит около четырех утра, когда я сплю.

Все это не имеет никакого смысла.

Взяв телефон, звоню в банк. Прождав немыслимое количество времени, чтобы поговорить с представителем, я наконец дозваниваюсь.

Только толку от них мало, потому что в итоге меня переводят на отдел по борьбе с мошенничеством.

Сжимаю переносицу, ожидая соединения, когда в дверь моей спальни стучат.

Не отвечаю, и стучат снова. На этот раз сильнее.

— Войдите.

С удивлением обнаруживаю маму по ту сторону двери.

— Аспен…

— Уходи.

Не хочу иметь с ней ничего общего.

Она оглядывает комнату и останавливает свой взгляд на полупустом чемодане на кровати.

— Куда это ты собралась?

— Не твое дело.

Сколько себя помню, ей было наплевать на меня и на то, чем я занимаюсь. А теперь она вдруг решила задавать вопросы?

Она вздыхает: — Тренту это не понравится.

Фыркаю: — Мне насрать, что нравится Тренту.

И всегда было.

— Аспен, пожалуйста.

— Что, пожалуйста, мам? Перестань притворяться, будто тебе не все равно, когда мы обе знаем, что это не так. У Трента просто странные фантазии об идеальной семье, и по причинам, которые я никогда не пойму, тебе нравится их подпитывать. Я подыгрывала тебе, потому что ты моя мама, и когда-то думала, что это что-то значит. Но это не так. Больше нет.