А тошнотворное, самодовольное выражение удовлетворения в глазах его отца, наблюдающего за тем, как его сын трещит по швам, разрывает меня изнутри.
Может, он и связан, пока его сын орудует пистолетом… но очевидно, что именно он сейчас контролирует ситуацию.
— Нокс, — напоминаю ему, пытаясь пробиться сквозь туман, — мы должны придерживаться плана.
— Нет, — его черты искажаются, когда внутреннее смятение, которое он переживает, отражается на его лице. — Он не уйдет с миром, — его тон мрачнеет, — ему не избежать наказания.
— Ты прав, — чувство обреченности охватывает мои легкие и сжимает их, но я должна попытаться достучаться до него, — потому что прямо сейчас побеждает он.
Это только еще больше злит Нокса.
Страх струится в моей крови как яд. Не знаю, как вытащить человека из преисподней, но я должна попытаться.
— Посмотри на его лицо, — говорю Ноксу, — он
Мой голос срывается, когда по щеке скатывается слеза. Он так далеко, что даже не смотрит в мою сторону.
Но пробую другую тактику: — Сосед мог услышать выстрелы. Полиция, возможно, уже едет сюда. У нас мало времени.
Еще одна слеза стекает, и мое сердце сжимается.
— Я не собираюсь говорить им, что это сделал ты… я скажу им, что это была
Он слегка наклоняет голову, давая понять, что, возможно, мне все-таки удалось достучаться до него.
— Потому что я выбрала
Возможно, это делает меня сумасшедшей, но мне все равно.
Его черты искажаются, когда он выходит из оцепенения.
— Бродяга…
— Ты ведь хотел защитить меня раньше, верно? Вот почему ты посадил меня на тот автобус. Так вот, я делаю то же самое для тебя… — краем глаза замечаю, как его отец свободной рукой вынимает кляп изо рта, прежде чем расстегнуть путы на ногах. — Нокс…
Все происходит так быстро, что я едва успеваю моргнуть.
Нокс бросается к нему. Отец сопротивляется, когда Нокс разжимает его руку и вкладывает в нее пистолет, а затем вставляет дуло ему в рот. Однако ему не сравниться с сыном в силе…
Или в ненависти.
— У каждого поступка есть последствия, — усмехается Нокс, и его голос полон яда, когда он надавливает на палец отца.
В ушах звенит в третий раз за ночь, когда кровь и кусочки мозгового вещества разлетаются во все стороны.
Окровавленное лицо Нокса расплывается в леденящей душу ухмылке, когда он делает шаг назад, разглядывая труп отца.
Возможно, это было не то, чего он хотел, и уж точно не то, чего этот ублюдок заслуживал.
Но, в конце концов…
Дорога до мотеля заняла чуть больше часа, а это значит, что у нас осталось меньше двадцати минут до истечения проплаченных четырех часов.
Аспен предложила продлить это время, но я сказал ей, что это плохая идея и мы должны сами обнаружить родителей и позвонить в полицию, потому что в противном случае это будет выглядеть подозрительно.
Схватив ее за запястье, направляюсь в ванную. Мы уже вытерлись и переоделись дома на случай, если кто-то заметит нас по дороге сюда, но мы оба отчаянно нуждаемся в душе.
— Что ты собираешься делать со всеми уликами? — спрашивает Аспен, когда я стягиваю с нее футболку через голову.
Я закопал все в лесу по пути сюда, но это не может лежать там вечно.
Отдергиваю выцветшую занавеску и включаю душ.
— Я вернусь и сожгу нашу одежду, как только путь будет свободен.
Вероятность этого — пятьдесят на пятьдесят.
Все будет зависеть от того, насколько хорошо Аспен сможет держаться во время допроса, потому что полиция
Я могу сыграть роль убитого горем сына, который только что потерял своего отца-
Также невероятно важно, чтобы наши истории совпадали, потому что одна незначительная оплошность погубит нас.
Именно поэтому я готов взять вину на себя, если все пойдет не так.
Она не поплатится за это.
Стаскиваю штаны и нижнее белье с ее ног. Пятна крови, просочившиеся сквозь старую одежду, уродуют ее безупречную кожу.
Наверное, это зрелище не должно меня так сильно возбуждать, но я больной ублюдок.
К сожалению, я не смогу предаться своим кровавым грезам, потому что ей нужно помыться.
— Иди в душ.
Она смотрит на кровь, заляпавшую ее кожу, как будто все еще не может поверить в то, что произошло сегодняшней ночью.
— Хорошо.
Раздевшись, присоединяюсь к ней.
Она молчит, пока намыливаю ее тело. Я бы воспользовался мочалкой, но она белая — а станет желтой — и не хочу рисковать.
Обнимаю ее за талию, пока вода из душа струится по нам, а кровь с наших тел стекает в канализацию.
В голове мелькает образ трупа отца.
Я хотел помучить его.
Заставить его почувствовать каждую унцию чертовой боли, которую он причинил моей матери.