Ненависть

Девушка исчезла без единого звука. Мужчина за соседним столом снова подозрительно покосился на Диз, богато одетая пара, сидящая невдалеке, прервала разговор и удивленно обернулась, даже шумная компания в другом конце зала на миг недоуменно умолкла. А потом все вернулись к своим делам, тут же забыв об этой странной вспыльчивой женщине.

Эта странная вспыльчивая схватила только что принесенную бутылку и судорожно плеснула вина в стакан. Эту странную женщину снова трясло. Потому что три года назад, в том «тогда», которое было «сейчас», девочка в синей тунике ничего подобного не говорила. А если бы сказала... возможно, все было бы иначе.

«Нет! – зло подумала Диз.– Нет! Это не имеет никакого значения! Что за чушь... Отрезать косу?! Что за бред она несет?!»

Но спросить уже было не у кого. Стул справа от Диз снова пустовал.

«И тогда я получу от него все, что хочу».

«А потом отрежешь косу».

– Я никогда ее не отрежу,– вполголоса сказал Диз и залпом осушила стакан.

Потом она встала и пошла к себе. Она была полна решимости сделать все так, как надо. На этот раз.

И все было так, как тогда. Только она слышала его мысли. Такая мелочь – слышала его мысли. Что это меняло? Да ничего. Она все равно не поверила ему. Когда он стал говорить ей... не ей, но все равно ей – о ее родных, о себе, и о ней тоже, она не поверила ему. А потом...

– Ты все отдала все ради этой любви подумать только ради любви черт до чего же ты все отдала для тебя только это имело значение я не знал что так бывает.

Ради этой любви.

И тогда она закричала, забыв обо всем на свете, завопила, сдавив голову ладонями, и набросилась на него и принялась кромсать его лицо стилетом – не так, как было тогда, не один-единственный рывок, не одинокая полоса, не сладостное обещание настоящей боли. Она резала его, даже не глядя, словно обезумев, кромсая это ненавистное красивое лицо на куски, превращая его в сплошную кровавую маску. И слышала, как он кричит. Молча. Очень громко.

Ради этой любви!!!

Она ненавидела его в ту минуту сильнее, чем за все одиннадцать лет, сильнее, чем думала, что может ненавидеть. И она резала, пока нож не покрылся кровью по рукоятку и ей в глаза не стали брызгать ошметки мяса. Тогда она остановилась, задыхаясь от ненависти и ужаса, и увидела перед собой его напрягшееся от боли лицо с точно такими же, как у нее, глазами, и одну-единственную струйку крови, текущую по его виску.

Диз посмотрела на окровавленный кинжал в своей руке. Разжала пальцы, позволив ему вывалиться из них. Посмотрела на свои ладони, истекающие кровью Дэмьена, почти черной в полумраке. И снова – на его лицо. Почти невредимое... такое, как в настоящем «тогда».

– Я сам виноват да наверное так прости меня прости но мне наверное придется тебя убить потому что я не хочу умирать ради этой любви.

У нее загорелись волосы. Сами загорелись – вспыхнули костром, и на это раз не с кончика косы, а у ее основания.

Но она вытерпит все ради этой любви, разве нет?

Дэмьен ушел, пока Диз спасала свою душу, а потом стоял недалеко от пылающего дома; его руки были покрыты страшными ожогами, а лицо заливала кровь, и Диз по-прежнему слышала его мысли.

– Да наверное она там но разве это возможно разве бывают такие как она нет вряд ли но если если только предположить боже нет нет нет выходит все эти годы я не знал боже я столького не знал Клирис Клирис Клирис наверное ты могла бы мне сказать ты все это пыталась мне сказать а я не слышал она там но разве это возможно если так то я не смогу с этим жить.

Потом она перестала отличать правду от вымысла, настоящее от воспоминаний. Она боролась с огнем, пожиравшим ее волосы, и думала о любви. О своей горящей косе, бывшей эрзацем этой любви. Эрзацем ли? А если и да, она должна сохранить хотя бы эрзац. Обязана. Потому что только так она сможет довести это до конца.

Ведь остановиться уже нельзя.

Ради этой любви.

...Диз отняла руки от лица. Она стояла на коленях посреди пустого серого зала. Она не ослепла. Ее волосы не горели. Хотя она явственно чувствовала и то, и другое.

Диз медленно приподнялась на одно колено, опираясь ладонью о пол, потом встала. Кровь гулко стучала у нее в ушах. Она ощупала лицо и голову, проверяя, цела ли. Диз совершенно не понимала, что произошло, но чувствовала, что случилось нечто ужасное. Пока что у нее не было сил об этом думать.

Она подняла голову и увидела Дэмьена.

Он стоял в двадцати ярдах от Диз, скрестив руки на груди, и смотрел сквозь нее. Его лицо было напряжено, как тогда, когда она посмотрела на него, очнувшись от вспышки ярости, лоб блестел от пота, губы превратились в тонкую твердую полоску. Диз увидела извилистый тонкий шрам, тянущийся вдоль его щеки, и внезапно поняла, что еще не вернулась в настоящее. Видение продолжалось. Только теперь она перенеслась на несколько лет вперед...

Он был здесь! Дэмьен приходил к Серому Оракулу, как и она. У него тоже был вопрос. Возможно, у них были одинаковые вопросы. Ведь он тоже ненавидит ее. Должен ненавидеть. Такая ненависть бывает только взаимной.