Ненависть

– Простите за бестактность, но я должен все это записать,– извиняющимся тоном объяснил друид, отодвигая стул и усаживаясь на него. Он извлек из ящика лист бумаги и пачку перьев, вытащил одно, проверил кончик, обмакнул в чернильницу.– Дэмьен... Вы отказались носить имя вашего отца? Мне так записать?

– Пишите,– внезапно с досадой сдался Дэмьен.

– М-м...– Монах заскрежетал пером о бумагу.– Возраст?

– Тридцать один.

– Жена, дети?..

– Нет.

– Род занятий?

Дэмьен на миг задумался, потом сказал правду:

– Убийца.

Монах слегка улыбнулся, кивнул, записал. Сделал какие-то пометки, небрежно отбросил перо, посмотрел на Дэмьена снизу вверх:

– Вы знаете, через что вам предстоит пройти?

Он покачал головой, задумавшись, в самом ли деле не знает.

– Будет очень трудно,– сказал друид.– Сначала физически. Многие ломаются. Некоторые умирают. Не думаю, что вы умрете. Но вы и не останетесь жить. Понимаете?

– Честно говоря, нет.

Монах улыбнулся:

– Никто не приходит к вейнтгеймским друидам из стремления служить нашим богам. Чаще всего о наших богах даже ничего не знают. Но это неважно. Вы познакомитесь с ними – вам придется. Если вы хотите вернуть себе себя.

Дэмьен вздрогнул. Монах это заметил.

– К нам редко приходят убийцы,– беспечно сказал он.– Чаще это обманутые, преданные, униженные, обездоленные. Те, кто утонул в чужой ненависти.

– Я утонул в чужой ненависти,– сказал Дэмьен.

– В чужой ли?

Дэмьен не нашел, что ответить.

– Прежде чем вы примете решение, я хочу, чтобы вы поняли одну вещь. Поняли и запомнили. Чтобы возродиться, надо стать пеплом; чтобы стать пеплом, надо сгореть. Вы это понимаете?

Он не отвечал долго. Кажется, ни один ответ в своей жизни он не обдумывал так тщательно. Потому что осознавал: ему никогда не задавали таких важных вопросов.

– Наверное,– наконец медленно проговорил он.– Наверное, понимаю.

Друид пристально посмотрел ему в глаза. Потом сказал:

– У вас очень усталый взгляд. Вы это знаете?

– Знаю.

– Вы уверены, что поступаете правильно?

– Нет.

– Хорошо,– друид выпрямился, повернулся к двери, крикнул: – Рутгер!

Тут же вошел маленький человек в коричневом, с низко надвинутым на глаза капюшоном, неся в руках чашу, наполненную тягучей золотисто-зеленой жидкостью. Друид взял у него бокал, и человек удалился, не издав ни звука.

– Смотрите,– сказал монах, ставя чашу на стол.– Если вы выпьете это, старый мир исчезнет. Старый вы исчезнете. Это будет начало вашей маленькой смерти. Я не предлагал бы вам это, если бы вы были уверены в том, чего хотите. Те, кто дают безапелляционные ответы, как правило, лгут. И не всегда нам. Но вы, я вижу, способны понять, что вам на самом деле нужно. Решайте.

Дэмьен посмотрел на мутную золотую пленку, затягивавшую поверхность жидкости. Попытался подумать о том, есть ли у него выбор, о том, что осталось на той, другой стороне. Вспомнилась только Гвиндейл – бледная, блеклая, прозрачная («Хочу ли этого я?») – и вдруг – застывшее от удивления лицо агонизирующего отца, сделавшего его таким, каким он больше не хотел быть.

Он взял кубок, поднес к губам. Металлическая поверхность чаши оказалась неожиданно теплой. Дэмьен медленно осушил чашу, закрыв глаза и сконцентрировавшись на вкусе. Жидкость была прохладной, тягучей и очень сладкой.

Кубок стал вываливаться из его пальцев еще до того, как он закончил пить. Дэмьен прислонился спиной к стене и, теряя сознание, смотрел, как друид, встав, протянул вперед руку и коснулся сложенными накрест пальцами его холодного мокрого лба.

– Добро пожаловать в адское пламя,– услышал он и упал в огонь.

* * *

Диз продержалась довольно долго – во всяком случае для раненой женщины, только что вставшей на ноги, убившей восемнадцать человек и шесть часов мчавшейся галопом. Боги были на ее стороне – когда она поняла и даже приняла, что больше не выдержит, конь выбежал на заброшенную проселочную дорогу, тянувшуюся среди редкой осиновой поросли. Деревень вдоль дороги уже давно не было, и Диз решила, что может позволить себе передышку. Она из послед– них сил натянула повод, вынудив разгоряченного коня остановиться, разжала руки и в следующий миг вывалилась из седла, даже не попытавшись удержаться. Она рухнула во влажную листву, прямо к ногам коня, взволнованно рыхлившего копытом почву, и, тихо вздохнув, опустила лицо в прохладную грязь.

«Отдохну немного,– отрешенно подумала она.– Совсем немного... и дальше...»

Все тело невыносимо ныло после многочасового галопа, ягодицы саднило, плечо уже давно в полный голос вопило от боли. Очень хотелось пить. Но – вот странно – мысли оставались ясны, как никогда. Чувства тоже. Страха не было – его уже не было очень давно. Только отчаянная злоба на свое слабое истощенное тело, не способное выдержать то, с чем без особого труда справляется разум. Но игнорировать тело она все же не могла и потому позволила ему насладиться мягкой рыхлой грязью, приятно холодившей распаленную плоть.