Ненависть

Вдруг она опять-таки скорее почувствовала, чем уловила ухом вначале неясный, затем все отчетливей зазвучавший, стремительно приближающийся дробный топот конских копыт.

«Никак, это наши! Ну да — наши. Ребята встречают меня!» — мелькнуло в голове Линки.Но в это мгновение из кромешной мглы на нее налетели четверо всадников, среди которых она сразу же различила рослую фигуру прямо сидящего, слегка как бы привскочившего на стременах Иннокентия.

Инстинктивно вцепившись руками в рулевое управление, Линка хотела крикнуть, но в глазах у нее вдруг вспыхнул ослепительно яркий огненный шар, и багровые стрелы пронзили грохнувший мрак.

Чья-то жесткая рука сжала в железном кулаке маленькое сердце Линки, и тотчас же все погасло. А она, ткнувшись лицом в рулевое управление трактора, рухнула живым, трепетным комом с беседки под ноги взвившегося на дыбы коня.

Круто развернувшись, всадники взмахнули нагайками и сразу же исчезли в предутреннем зыбком тумане.А в это время двое подростков, выскочивших из-за придорожного кургана, наперегонки бросились бежать вдоль тракта к хутору. Задыхаясь от страха и гнева, они наперебой твердили:

— Видели! Мы всех хорошо видели!

— Уй-бой, всех ваша наша джаксы хорошо видели! Из хутора валом валил народ.

Мужики, возбужденно размахивая на бегу руками, со страхом и изумлением кричали:

— Смотрите, люди добрые! Трактор-то один идет!

— Хоть убей — один!

— Без тракториста, ребятушки…

— Факт — самоходом, братцы! Обыкновенное дело… Старики и старухи, бабы и девки, хуторские мужики,

выбежав за хутор, ошеломленно замерли на месте. Они смотрели в порозовевшую от восхода степь, откуда плыл лихорадочный рокот железного сердца машины.

Над степью вставал во всем неповторимом великолепии рассвет погожего осеннего дня. Как гигантское знамя, полыхала над древней целинной равниной заря.

А навстречу ей, озаренный багровыми бликами восходящего солнца, дерзко вздернув высокий руль, упрямо двигался одинокий трактор. Он шел целиной, по степи, прямо на дрогнувшую и мгновенно разомкнувшуюся перед ним толпу. Чахлые кусты полыни и хрупкие, обмытые дождями конские черепа хрустели под его блестящими шпорами, а над ним трепетало зацепившееся за баранку алое пламя до боли знакомой всем косынки.

1931—1957