— Нам потребуется раскладушка, — говорю я; Боб бросает на меня взгляд, потом просовывает пальцы под резинку своих трусов от Келвина Кляйна и подтягивает их еще выше.
— Понятное дело, — изрекает он, и становится ясно, что пока он не сменится, никакой раскладушки у меня не будет.
Еще через четыре часа, как раз посреди процесса снятия показаний, я понимаю, что дела обстоят еще хуже. Я не взяла с собой пижаму.
Дышать глубоко. Вдох и выдох. Вдох и выдох. Здесь находится судебный секретарь, который записывает каждое слово, поэтому любое мое заикание или заминка будут внесены в протокол для потомков. Забудь на время обо всех неурядицах с гостиницей. Сосредоточься на показаниях. Сделай свою работу. Представь, что ты профессионал. Ты и есть профессионал.
Нас усадили за длинный прямоугольный раздвижной стол, который с трудом помещается в квадрате этой душной комнаты. Спинки наших стульев трутся о стены, наши колени касаются коленей соседей. Я точно не знаю, почему адвокаты истца привели нас именно сюда; судя по тому, что мы видели, проходя через их офис, места там, похоже, предостаточно. Возможно, это какой-то трюк, чтобы оказать на нас психологическое воздействие?
Мистер Джонс сидит напротив меня и послушно, даже почтительно отвечает на вопросы. На нем толстые пластмассовые очки в коричневой оправе, низко опущенные на щеки; рукава его спортивной куртки на несколько сантиметров выше запястий. Он обращается ко мне «мэм» и часто кивает, как бы подчеркивая свою готовность сотрудничать.
Я смотрю в свои заметки и стараюсь сосредоточиться. Я задаю ему ряд якобы ничего не значащих вопросов, но при этом мысленно строю фундамент для моего итогового судебного ходатайства. Карл хочет, чтобы я шла типичным путем обвинения самого потерпевшего. Моя задача состоит в доказательстве того, что, помимо воды, загрязняемой «Синергоном», в данной ситуации присутствуют десятки других факторов, которые могли вызвать рак у миссис Джонс.
— Сколько весила ваша жена, мистер Джонс?
— Сто тридцать килограммов.
— Доктора никогда не советовали ей сбросить вес?
— Протестую, это к делу не относится.
— Вы можете отвечать, мистер Джонс.
— Советовали.
— Она следовала этим рекомендациям?
— Нет.
— Она посещала спортивный зал?
— Нет.
— Делала ли она физические упражнения?
— Нет. Она всегда говорила, что живем мы только раз. Жалко тратить время на упражнения.
— Она курила?
— Да. Но бросила. После рождения маленькой Сью Энн она спрятала свои сигареты. Это остановило ее.
— А как долго она курила?
— Пятнадцать лет.
— Что представлял из себя обычный завтрак в вашей семье, когда ваша жена была жива?
— Яичница с беконом. Иногда с колбасой.
— Правда ли, что Каддо-Велли славится своими поджаренными батончиками «Марс?»
— Да, мэм. Вы обязательно должны их попробовать, пока вы здесь.
— Спасибо, сэр. Я так и сделаю. Вы живете рядом с электростанцией компании «ФармТек»?
— Да.
— Как далеко от нее?
— Совсем рядом. Примерно с четверть мили по дороге.
— Эта электростанция принадлежит компании «Синергон»?
— Нет, мэм, не думаю.
Мне стыдно в этом признаться, но я получаю удовольствие, снимая эти показания. Я думаю, что очень хороша в этом деле: я подлавливаю мистера Джонса на одном его бесхитростном ответе за другим. Я должна выполнить свою работу отменно, поскольку Карл доверил мне вести шоу. Это приносит удовлетворение после столь жестокого утреннего поражения и восстанавливает мою уверенность в себе. Маленькие леди не спасают сотни миллионов долларов для своих клиентов, говорю я себе.
— Мистер Джонс, скажите мне, болел ли кто-нибудь в семье вашей жены раком?
— Протестую, это к делу не относится.
— Вы можете отвечать, мистер Джонс.
— Да, мэм, болели. У обоих родителей жены тоже был рак. Они умерли друг за другом, с промежутком в два года.
Она стреляет, она попадает, и толпа зрителей восторженно неистовствует. Какое-то мгновение я очень горжусь собой, пока не ловлю взгляд мистера Джонса. Он смотрит на меня печально и немного смущенно.
— Мне особенно понравился момент, когда вы заставили этого мерзавца проболтаться о заболеваниях раком во всей ее семье. Генетическая предрасположенность — это классный аргумент, — чуть позже говорит Карл с энтузиазмом двенадцатилетнего мальчика, пересказывающего свой любимый фильм. — Прекрасное маневрирование, смена предмета разговора настолько быстрая, что он даже не успел заявить, что они все тоже пили воду «Синергона». Блестяще, Пратт. Просто блестяще.