Ненависть

«Удивила, Диз. Но не этим. Не этим», — потрясенно подумал Дэмьен, не сводя с нее широко раскрытых глаз, ошеломленный ее словами. Он думал… у него закралось подозрение: что-то здесь не так, возможно, по какому-нибудь родовому обычаю насильственная смерть семьи лишила ее наследства или что-то в этом роде…

Месть? Ты сказала «месть», девочка? Разумеется, я не опасался мести. Потому что за те пятнадцать лет, что я убиваю людей за деньги, никто и никогда не пытался мне мстить. В нашем мире жизнь — слишком хрупкая, а потому слишком дешевая штука, особенно когда она принадлежит тебе самому. И никто никогда не будет рисковать ею ради того, чего всё равно уже не вернуть. Меня не раз пытались убить — но это были либо люди, знавшие, что за их смерть мне уже заплачено, либо конкуренты, позарившиеся на мой контракт. Но месть?.. Да ведь уже, пожалуй, несколько сотен лет люди не думали о мести — с тех самых пор, как закончилась династия Зитгиндов и под безответственной властью новых королей страна с головой погрузилась в бурлящую пучину междоусобных войн. За пять сотен лет понятия чести и справедливости вымерли, атрофировались за ненадобностью… Потому что в таком мире, как этот, надо уметь всадить нож в спину человеку, минуту назад называвшему себя твоим другом, — иначе не будешь уверен, что он не сделает этого первым.

Я помню ад двадцатилетней давности, Диз, мне тогда было восемь лет, еще меньше, чем тебе в то время, когда я убил твою семью. Я мог бы кое-что рассказать тебе о воинской чести… и о том, как она убивает надежнее и быстрее подлости. Твои родные лучший тому пример. Они готовили заговор против кузена твоего отца. Ты не знала? Они решили навестить его всей семьей и зарезать ночью, вместе с женой и двухлетним сыном, единственным наследником, стоявшим на пути между твоим отцом и герцогским титулом. А вдохновителем этого плана была твоя мать, чудесная женщина. Я помню ее, Диз. Она так же хорошо владела стилетом, как ты. Я думал, мне не уйти живым из вашего дома. Так чуть было и не случилось благодаря ей. Но всё это не имеет никакого значения. Я убил их, но они и сами были убийцами, а тот, кто стал причиной их гибели, всего лишь защищал свою жизнь. Не мое дело упрекать и оправдывать, а ты, конечно, можешь мне не верить, но в те времена мне иногда было трудно делать то, что я делал. И тот случай был одним из немногих, когда мне было очень легко рубить живую плоть. Они были так же дики и жестоки, как ты. Я видел в их глазах то же, что вижу сейчас в твоих. Ты достойная дочь даль Кэлеби, Диз.

Всё это он сказал бы ей, если бы мог и…

И если бы сам верил в это.

Потому что эта девушка была не такой, как они, не такой, как все, кого он встречал. Потому что она отказалась от всего, что у нее было, она разрушила свою жизнь ради любви, которую он отнял у нее. Потому что для нее эта любовь была единственным, что имело значение. И то, что он видел в глазах этой девушки, в ее движениях, когда она резала себе ладонь, то, что он чувствовал в ее руках, бивших его голову об стену, не шло ни в какое сравнение с дикой яростью той фурии, ее матери, с ледяным твердым гневом ее отца, с визгливой ненавистью ее безвольных, но не менее жестоких и хитрых братьев.

То, что было в ней… оно было больше.

Они были как все. Они бы не мстили. Им такое просто не пришло бы в голову. Они были типичными представителями своего времени. Но Диз — нет. В ней крылось что-то непостижимое, первобытное, и оттого еще более опасное… и еще более странное.

Она больше, чем кажется.

Ее смех внезапно оборвался, улыбка слетела с губ, глаза потемнели. Она подняла руку со стилетом и приставила лезвие к виску Дэмьена.

— Ты ведь не знаешь, что значит ненавидеть, — чуть слышно сказала она. — Убивать и ненавидеть — это разное… совсем разное. Нельзя убивать за деньги, ненавидя. Иначе не сможешь. Не сумеешь. Мне за тебя не платили. Но я убью тебя.

Он чувствовал, как впивается в кожу сталь, и не понимал, почему по-прежнему не чувствует боли. Диз наклонила голову набок, улыбка вновь пробежала по ее губам и тут же исчезла.

— Но не сейчас, — сладостно проговорила она, и Дэмьен понял, что всё остальное было только прелюдией к этим словам. — И, конечно, не здесь. У нас будет много времени… У тебя будет много времени.

Он успел заметить, как она коротко взмахнула рукой, и тут же выгнулся, пронзенный вспышкой дикой, ослепляющей боли в распоротой щеке. Стилет молниеносно прошелся через его висок вниз, рассек врезавшуюся в рот ткань вместе с кожей. И блеснул в свете свечи, злорадно сочась только что выпитой кровью.

Разрезанный платок соскользнул вниз, наконец вернув Дэмьену возможность говорить и, при желании, кричать, но он не закричал, только откинулся назад, шумно втягивая воздух раскрытым ртом. Уже через несколько мгновений вся передняя часть его рубашки была в крови.

Он взметнул потемневшие от боли глаза на Диз. Та поймала его взгляд и, улыбнувшись, медленно лизнула окровавленный стилет.

— Ш-ш, — мягко произнесла она.