Ненависть

— Да что знаю… Закрытый орден монахов-отшельников, чуть не заживо погребенных в своих храмах… Храмы эти занимают не меньше десятка кварталов, половину города, пожалуй. На люди выходят мало. Кому поклоняются, сам черт не разберет. По-моему, у них даже устоявшегося пантеона нет.

— Ты знаком с кем-нибудь из них?

— Знавал. Хотя они ребята неразговорчивые…

— Как у них проходит обряд посвящения?

Кормак развернулся в седле, теперь уже не скрывая подозрительного взгляда. Похоже, он был здорово разочарован тем, что парень, с которым он неплохо покутил накануне и в чьей компании, похоже, собирался нескучно провести путь, оказался кандидатом в друидские адепты. Дэмьен же не знал, что толкает его задавать наемнику эти вопросы: можно было бы с таким же успехом порасспрашивать про вейнтгеймских шлюх… Ведь Гвиндейл ничего не говорила о том, что он должен стать друидом. Почти ничего.

«Ты что, хочешь, чтобы я ушел в монастырь?!» «Хочу ли этого я?»

— Ну, насколько мне известно, у них не обряд, а череда инициации — то ли шесть, то ли семь. И, по слухам, девять человек из десяти помирают после этих плясок…

«То, что надо, — невесело усмехнулся Дэмьен. — Гвин, если ты всего лишь хотела моей смерти, можно было не засылать меня так далеко».

— Вообще у них странное отношение к жизни, — заметил Кормак. — Как по мне, все они некроманты, только прикрываются друидскими рясами. Иначе с чего это им так рьяно свои храмы оборонять, словно крепость какую? Знаешь, у них ведь целая армия там, за стенами! Воинов они охотно принимают, если те выживут, конечно. И этот их закон о святой смерти…

— Святой смерти? — резко переспросил Дэмьен, почувствовав, как что-то тревожно екнуло в груди от этих слов Кормака.

— Ну да… Друид, умерший насильственно, возводится в сан святого, а его убийца проклинается. Эти, с позволения сказать, убиенные у них считаются даже не мучениками, а богами. Им воздают молитвы, жертвы приносят — таких святынь, с мощами, полно по всему Вейнтгейму. Как по мне — что-то они с трупом, убиенным-то, делают и до того мерзкое, что душу возводят в сан святыни… Вину заглаживают, что ли?

«Диз! Диз даль Кэлеби, приходи в Вейнтгейм и убей меня! Вырежи мне язык, глаза и сердце, Диз, кастрируй меня, отрежь не спеша каждый палец на руках и ногах. А потом приходи в храм, названный моим именем, и упади на колени перед моими мощами. Или хотя бы посмотри, как друиды будут молиться мне и просить благословения у того, что ты от меня оставишь». Дэмьен откинул голову назад и расхохотался. Кормак сдвинул брови, нервно покрутил ус, тревожно взглянул на попутчика, явно озадаченный такой реакцией. Но Дэмьену было не до него: он всё смеялся и смеялся, остановившись, только когда из глаз потекли слезы.

— Да, это было бы просто потрясающе, — проговорил он сквозь смех и устало покачал головой.

«Значит, так, Гвиндейл? Значит, для этого ты послала меня в этот трижды проклятый Вейнтгейм? Ты была для меня оракулом, но не смогла перестать быть моей женщиной. Ты хотела меня спасти. Тебе всё равно, кто я и кем могу стать, — ты просто хочешь, чтобы я жил, даже если мы больше никогда не увидимся. Потому что ты знаешь и я знаю: Диз не убьет меня, если я стану вейнтгеймским друидом. Ох, Гвин, глупая моя девочка…»

— Бабы там хоть хорошие?

— Чего?

— Бабы!

Рябое острое лицо Кормака растянула понимающая улыбка.

— А то, — самодовольно кивнул он. — Чего ж ты хотел? Крупный город, столица округа!

«Милая моя, глупая девочка Гвиндейл, не удалось тебе меня провести. Ты притворилась Оракулом, чтобы заставить меня жить — всё равно как, всё равно кем. А я так не хочу, Гвин. Потому ты и не взяла с меня платы, верно? Ведь только Оракул имеет право взимать дань, а ты мне солгала. Ты не Оракул. Не мой Оракул. Ты одна из моих женщин, и повела себя соответственно. Я поеду в Вейнтгейм, но не для того, зачем ты меня туда послала. Пересплю там с парой-тройкой шлюх, а дальше посмотрим. Я больше не хочу и не буду убивать. Но бежать тоже не буду. И не хочу. Диз даль Кэлеби, где-то ты теперь?»

— Галопом, что ли? — предложил он.

Кормак кивнул.

Пыль взвилась под копытами коней.

* * *

…И лезвие меча звенящей дугой пронеслось над головой Дэмьена.

Они только что въехали в густой пролесок, Кормак увлеченно рассказывал что-то о вейнгеймских шлюхах, которыми Дэмьен неожиданно для самого себя живо заинтересовался. Желтеющие кроны дубов и кленов понемногу сходились над их головами, коричневый сумрак прокрадывался на тропу, солнечный свет удалялся и мерк, но Дэмьен не обратил на это внимания. Ладонь Кормака, небрежно легшая на рукоять меча, также не вынудила его насторожиться. Лишь краткий свист вырываемого из ножен оружия разбудил его ото сна за миг до того, как стало слишком поздно.

Дэмьен пригнулся, наклонился в сторону, привычно отключив разум и активизировав рефлексы, соскользнул с лошади и метнулся под коня Кормака.