Ненависть и прочие семейные радости

Осторожно пройдя по освободившемуся проходу, Бастер добрался до туалета. После нескольких не увенчавшихся успехом попыток закрыть дверь он наконец сдался и, не запираясь, вгляделся в маленькое, почти ничего не отражающее зеркальце. Видок у него был, конечно, зверски живописный! Как Бастер ни готовился увидеть наконец свое уродство, он никак не ожидал, что даже через несколько дней после случившегося его физиономия окажется настолько раздутой. Одна половина лица была почти сплошь багровой от кровоподтеков; местами, где были отодраны куски кожи, запеклась корка, и все как минимум раздалось вдвое – за исключением глаза, который, напротив, сузился едва ли не в пять раз, точно сжатый тисками. Шрам на губах нисколько не напоминал звезду – скорее, «вилочку» из индюшачьей грудки или, еще точнее, – подкову. Да-да, звездочки, косточки на счастье, подковки. Прям не шрам, а вестник удачи!

Взяв в руку тюбик мази с антибиотиком, которую ему очень скоро придется за большие деньги приобретать самому, Бастер осторожно смазал ранки, что отняло у него немало времени и сил. Закончив, он улыбнулся в зеркальце собственному отражению, отчего оно сделалось только хуже, и вернулся на свое место.

Вокруг его кресла оказалось совершенно пустынно: соседствовавшие с ним пассажиры устроили вокруг него буферную зону аж в три сиденья. Вот это он понимал! Таков и будет его новый стиль жизни: трехместная буферная зона – желаешь ты того или нет; куча времени на размышления – нужно оно тебе или нет; и путешествие по длинной нескончаемой автостраде – тоже, хочешь ты того или нет.

Приехав наконец в Сент-Луис, Бастер два-три часа прослонялся по зданию терминала, потом забрел в обустроенную под вагон-ресторан закусочную, заказал себе снова молочный коктейль и промокнул лицо влажной салфеткой.

– Простите, вы не против, если я спрошу… – обратилась к нему женщина из соседнего отсека, указывая на его лицо.

Бастер уже готов был ответить ей как есть, но тут что-то в мозгу его вдруг переключилось – словно сомкнулись какие-то долго дремавшие синапсы, некогда запрограммированные на спонтанную ложь, которая призвана была создавать нечто лучшее из того, что имелось на самом деле.

– Да вот, устраивал в Кентукки одно сверхрискованное шоу, – стал объяснять он даме. – Собирался перемахнуть в бочке через водопад, но кто-то уже перед самым трюком просверлил в бочке дырки, и она начала тонуть, еще даже толком не добравшись до водопада.

Женщина покачала головой и пересела за столик к Бастеру, оставив свою еду нетронутой.

– Какой ужас! – молвила она.

Бастер согласно кивнул и продолжил:

– Задыхаясь от нехватки воздуха, я наконец достиг края водопада, потом бочка разбилась, ударившись о камни, и меня еще долго швыряло бурлящим потоком по камням. К тому моменту, как меня вытащили на берег – где-то на полмили ниже по реке, – все уже думали, что я мертв.

– Я – Дженни Купер, – протянула она Бастеру руку.