Ненависть или Нежность

За доли секунды до рокового столкновения меня охватила необъяснимая яркая эйфория. Как при прыжке с парашютом. Абсолютный животный восторг. А дальше темнота. Неспокойная темнота. Сквозь сознание прорывались крики людей, сирены «скорой», какой-то нездешний одичалый шелест травы и голос Руслана «Береги себя, принцесса»…

В какие-то моменты тьма вокруг меня трансформировалась, обретала форму, наливалась, как мерцающее предгрозовое небо, и я вглядывалась в черные глаза. Мне становилось спокойнее, и я снова погружалась в глубокий обморок…

Когда я пришла в себя, медсестра сказала, что я все время звала Руслана. Ничего не ответив, я закрыла глаза. Нестерпимо болели тело и душа.

– Кому-нибудь из близких сообщить, что вы находитесь здесь? – продолжала допытываться добродушная медсестра.

– Некому, – с трудом протолкнула я шершавое, как наждачка, слово.

Женщина жалостливо посмотрела на меня и поправила подушку. Эта нехитрая забота ошпарила меня, заставив сжаться в комок. Я осталась совсем одна.

Отчим был прав – моя ненависть к нему была моей точкой опоры. Теперь Николая нет, и из меня будто вынули стержень, оставив только безвольную тряпичную куклу.

На следующее утро ко мне в палату зашел Глеб Поляков. Как он узнал про аварию? Черт его знает. Я не хотела видеть никого.

– Здравствуй, – тихо сказал он и подошел к моей кровати.

Я молча смотрела в обеспокоенные серые глаза.

Глеб осторожно присел на край кровати и пробежался быстрым взглядом по одеяльному кокону. Мне было неприятно, что он видит меня такой жалкой и слабой. Наверное, это отразилось на моем лице.

Глеб тяжело вздохнул и сказал:

– Я поговорил с врачом. Ты легко отделалась. Организм восстановится быстро, осложнений не должно быть.

Каждая фраза повисала между нами густым дымом. Сквозь этот туман Глеб пытался разглядеть меня, понять, что творится у меня внутри.

Я улыбнулась, насколько мне позволяли ссадины на лице. Ни к чему ему это знать. Я не хотела больше никому причинять боль. Тем более Глебу. Он этого не заслуживает.

– Это хорошо, – мой голос был слишком хриплым. После аварии я мало разговаривала с людьми. – Как ты узнал?

Глеб пристально всматривался в мое лицо. Мне хотелось попросить его уйти, настолько нестерпимы были мягкость и теплота в мужском взгляде. Зачем он так легко меня простил?!

– Мне сообщил начальник охраны. Он знает, что меня интересует всё, что связано с тобой.

Я отвела взгляд, уставившись в окно. В носу начало щипать. Боже, я же сейчас не расплачусь?!

– Я благодарна тебе за всё, – сипло сказала я, повернувшись к Глебу. – Но будет лучше, если ты уйдешь.

– Зачем ты меня отталкиваешь? – тихо спросил Поляков, осторожно убирая с моего лица прядь волос.

– Ты достоин того, чтобы тебя любили, – глухо проговорила я, глядя Глебу прямо в глаза.

Мужчина грустно усмехнулся и убрал руку.

Встав с кровати, он подошел к окну и, не глядя на меня, напряженно проговорил:

– Не руби с плеча, лиса… Мы могли бы попробовать. На самом деле, быть счастливым легко. Просто позволь себе это. Хватит изводить себя и усложнять жизнь нам обоим!

На последней фразе Глеб не сдержал отчаяние и злость. Он резко повернулся ко мне, судорожно сжимая пальцы в кулаки. Его глаза яростно блестели.

Как он не понимает, что я не смогу…

– Пожалуйста, уходи, – еле слышно прошептала я, чувствуя, как внутри что-то рвется. Как расползается тошнотворная пустота.

Глеб долго смотрел на меня. Постепенно гнев вытеснил в его взгляде все остальные чувства. Наконец, он зло усмехнулся и, не вымолвив больше ни слова, стремительно вышел из палаты, оглушительно хлопнув дверью.

Силы покинули меня. Я забылась тревожным поверхностным сном. Я слышала, как в палату зашла медсестра и сделала мне очередной обезболивающий укол. Стало чуть легче, и я нырнула в долгожданную темноту.

***

Легкое прикосновение вырвало меня из забытья. Шершавые грубые пальцы скользили по моему лицу. Я слепо впитывала ласку словно долгожданный солнечный свет посреди зимы. Так спокойно. Так весомо. Так, как должно быть…

Не открывая глаз, я отпустила свое сердце, позволила ему зажечься призрачной надеждой. А оно и радо стараться. Радостным щенком заюлило, завозилось, заскулило от радости. Оно узнало того единственного, чей запах навсегда въелся в кожу. В чью грудь хотелось вжаться температурным лихорадочным лбом, умирая от облегчения. Он рядом. Он здесь.

Удерживая мираж, я не смела разомкнуть веки. Нет, слишком больно. Как потом объяснить сердцу, что показалось? Как выдержать столько разочарования за раз?

Зажав сердце в кулаке, я льнула всем телом, всем своим нутром к горячей большой ладони, осторожно гладившей меня.

Если бы я могла закольцевать время, я бы навечно осталась в этом мгновении пронзительной иллюзии. Я согласна была навсегда остаться слепой, чтобы полнее вбирать каждой клеточкой шершавую тихую ласку.

– Принцесса, – тихий отчаянный шепот подобно раскатистому грому ворвался, закружил, скрутил.

Руслан.

Я распахнула глаза и, задохнувшись, потонула в родном черном омуте. Осунувшийся, взволнованный, искрящийся от нежности… Мой.