Читаем Ненависть (СИ) полностью

— Слышу, как ты хочешь, — пробурчал он, вставая. Я скатился с него и растянулся на постели. Одеяло сбилось в ноги, и я лежал практически обнаженный, не считая бинтов на бедре и плече. Снейп замер возле кровати, любуясь открытым зрелищем. Я усмехнулся, представляя, на кого я похож… Мне бы пополнить ряды инфери, что неплохо отдыхают на дне озера.

— Лежи, я принесу тебе поесть, — отворачиваясь, сказал он, но я уже поднялся с постели.

— Я пойду с тобой.

— Почему ты никогда меня не слушаешь? — спросил Снейп, поворачиваясь и складывая руки на груди.

— Потому что я хочу пойти с тобой, — я решительно встал и прошел мимо него, как есть голый. Я не хотел оставаться здесь один, с ним моя тьма, что шептала мне в душу, молчала.

Он только вздохнул.

— Стой, — крикнул он, когда я уже выходил в коридор.

Снейп достал из шкафа длинную белую ночнушку и протянул мне. Все-таки не миновала его эта злосчастная реликвия.

На кухне я сел за стол, а Снейп приступил к готовке. Я забрался на стул с ногами и положил голову на согнутые колени, наблюдая из-под ресниц за манипуляциями.

С Демиэном все было понятно, просто секс и никаких обязательств, я использовал его, чтобы спрятаться от Пожирателей. Поэтому никто никому ничего не должен, хотя я должен признать, что открыл Демиэну мир магии, как своего рода благодарность.

Но Снейп… С ним все было не так, он был моим преподавателем, причем самым ненавистным. Он — Пожирателем, двойной агент, убийца Альбуса Дамблдора. И он любил мою маму.

Я вздохнул.

Возможно, он помогает мне в память о ней. Тут впору рассмеяться, если то, что было прошлой ночью, было в память о маме, то Снейп точно псих-извращенец. Пожалуй, мысль о помощи в память о ком-либо можно вычеркнуть. Он был единственным человеком, которого я не мог понять и проанализировать. Я не мог холодно и бесстрастно смотреть на поступки профессора. Чтобы он ни делал, будь то несправедливо отобранные баллы или спасение моей жизни, когда взбесилась метла на первом курсе — я дико бесился и раздражался.

И сейчас, когда он вот так просто стоял ко мне спиной в одних штанах, у меня все внутри переворачивалось. Только непонятно от чего, от раздражения или похоти? Я тихо встал со стула и подошел к нему. Он, видно, что-то почувствовал, хотел повернуться, но я не дал, прижался к нему со спины.

— В чем дело? — спросил Снейп, замирая.

Я ничего не ответил. Волосы у него отросли и теперь доставали до лопаток, я собрал их и откинул за плечо, потерся носом о загривок, скользнул руками по бокам. Он наклонил голову, и шейные позвонки выступили из-под кожи, я провел по ним языком. Со Снейпом я не чувствовал дна, было такое ощущение, что он мог позволить мне все. Я не знал этого человека. Столько лет мы… я ненавидел его, но он оказывается совсем другой… Он умел готовить, а я свято верил, что он питается летучими мышами. Носил старые растянутые пижамные штаны, и его тело — совершенно. Все в моей жизни сейчас такой ад, а он тут со мной или я с ним. Я до сих пор схожу с ума?.. Я уперся лбом в крепкую спину, пока он продолжал что-то мешать на плите. Я вдруг представил, как это смотрится со стороны — я в длинной белой бабушкиной ночнушке пристаю к взрослому мужику. Я засмеялся, правда, не очень весело.

— М?

— Просто представил, как мы смотримся, — ответил я, водя носом по коже. — Я висну на тебе как влюбленная девка, у меня даже одежда подходящая.

— Поттер, не мели чушь, тебя-то кисейной барышней с трудом назовешь.

Я горько усмехнулся и отпустил его, отошел к столу, но не сел. Снейп выключил газ и повернулся. Мы молча смотрели друг на друга, я о многом хотел спросить, но не решался. Зельевар подошел ко мне и, подняв голову двумя руками, заглянул в глаза, а потом медленно наклонился и поцеловал в губы. Какой же он странный…

— Садись за стол, будем есть, — прошептал он.

Я послушно сел. Ели молча, жареная картошка с сосисками была очень вкусной.

Как только мы поднялись в спальню, я тут же скинул дурацкую ночнушку и голым залез под одеяло. Снейп подошел к окну и выглянул на улицу, через дым заводских труб несмело пробивались лучи заходящего солнца.

— Долго будешь там стоять? — спросил я.

Он закрыл штору, подошел к кровати. Я лежал, закутавшись в одеяло как в кокон. Он лег рядом, я раскрыл одеяло, впуская его к себе.

— Почему ты мне помогаешь? — тихо спросил я. Мне не понятны его мотивы…

Но он одним движением придавил меня к постели, а сам лег голой грудью мне на спину, зарываясь носом в волосы. Я лежал не шевелясь, только крепче сжимал в руках наволочку.

— Я должен был убить Дамблдора, чтобы заслужить полное доверие Темного лорда. Затем выдать тебя, когда ты покинешь свой дом, чтобы упрочить свои позиции. Это было необходимо, чтобы Он назначил меня директором Хогвартса. Так бы я смог защитить детей от Кэрроу. Также, моей задачей было передать тебе меч, но так, чтобы ты ничего не заметил. Таков был план директора.

— Тебя же все ненавидели, — я был потрясен до глубины души.

— Да.

Перейти на страницу:

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература