#НенавистьЛюбовь

Мы опустились на диван. Она молчала, глядя на меня большими встревоженными глазами, а я не мог начать разговор.

2.42

– Даня, мне страшно. Что случилось? Почему у тебя такой вид? Почему ты мне не писал и не звонил? Скажи мне, почему? Я даже спать спокойно не могла – только о тебе думала. А ты пропал. Тебя что, заставляли сидеть на твоей конференции сутками? Почему ты себя так ведешь? Я сделала что-то не то или… ты сделал?

Я увидел, как она стиснула ладони, и выдохнул.

Прости меня, Даша – это все, о чем я тогда думал, находясь на плахе из собственных ошибок и слов.

– Ты ничего не сделала. Во всем виноват только я.

– В чем? – спросила она.

Прости меня, Даша.

– Нам надо расстаться. – Приговор привели в действие. И меня не стало. В ту минуту я перестал жить.

Прости меня, Даша. Пожалуйста.

– Что?..

Ее зрачки расширились от ужаса. Щеки побледнели. Голос охрип.

Когда внезапно – всегда больнее. Когда на полпути – всегда острее.

Я отлично знал это. Я делал это специально, проклиная себя.

Сначала она думала, что я шучу, потом разозлилась – схватила меня за ворот бомбера. А потом я увидел в ее глазах то, чего так боялся. Разочарование. Ненависть. Презрение.

Ее взгляд резал как по живому. А огонь в груди так распалился, что сжирал меня заживо. Я сам стал огнем. Сгорал за нас двоих.

Дашка хотела знать почему. Из-за чего я бросаю ее. Для чего. И я врал ей.

– Ты – славная. Я думал, до последнего думал, что люблю тебя. Но все оказалось иначе. Прости. Я ненавижу себя за то, что сделал, не меньше, чем меня ненавидишь ты. Но… я эгоист, Даша. Я хочу быть счастливым. Я не могу без нее. Это как ломка, понимаешь? Я не могу отказаться от человека, которого люблю.

Я не могу отказаться от тебя, Даша.

Она все так же держала меня за ворот, а я, не выдержав, все же обнял ее и поцеловал в макушку – напоследок. Чтобы запомнить навсегда.

– Я так виноват перед тобой, Дашка. Прости меня.

Я повторю это еще тысячу раз, но ты не услышишь.

Я отпустил ее, убрав ее руки и встал. Зачем-то заправил выбившуюся прядь ее чудесных волос за ухо – как раньше.

Надо было улыбнуться ей – последний раз. А я не смог.

Прости, хорошо?

– Будь счастливой, ладно? – сказал я и ушел, хоть и она просила меня остаться, снова вцепившись в край бомбера.

Я позорно сбежал. Оставил свое солнце в одиночестве. И света в душе стало так мало, что мне казалось – я больше не живой.

Нас нет, и меня нет.

Вместо того чтобы выйти на улицу, сесть в машину и гнать по дорогам, пропитанным дождевой водой, я завернул за угол и снова остановился за дверью, ведущей на лестницу. Прислонился к стене, закрыв глаза, и несколько раз ударил себя по груди кулаком.

Я это сделал. Я бросил ее. Защитил.

Спустя минуту или две Дашка пробежала мимо меня. Она не заметила меня, зато я отлично видел отчаяние, оставившее на ее хорошеньком лице свой след. Видел слезы, которых боялся. Видел потухший взгляд.

Это сводило с ума. Вонзало в грудь гвозди. И я сам себя хотел закидать камнями.

Она бежала изо всех сил – подозреваю, за мной, а я провожал ее взглядом. Ведь больше я ничего не мог сделать. Вспоминал только, как вытирал ей слезы, как поправлял ей волосы, как целовал в последний раз. В какой-то момент я почти сломался – решил догнать ее и рассказать обо всем. Решил успокоить и сказать, что все хорошо. Что я решу любые проблемы.

Как сумасшедший я помчался за Дашкой. Едва не сбил кого-то в коридоре, слетел с лестницы, пересек вестибюль на первом этаже и увидел, как она выбегает на улицу. Я бросился следом, под стену ливня, сам не зная, что делаю, и пульс просто зашкаливал.

Я хотел догнать ее. Обнять. Успокоить. Попросить прощения.

Наконец сказать, что люблю ее.

Что все исправлю.

Я бежал за Дашкой под ледяным дождем и хлестким ветром, но она была слишком далеко – мчалась к парковке.

Яркая молния расчеркнула небо надвое – так, что казалось, оно сейчас расколется и точно рухнет на наши головы, обнажив далекие звезды.

– Даша! – в отчаянии крикнул я, но мой голос заглушил свирепый раскат грома.

Дашка остановилась вдруг – сначала я даже обрадовался, что она все же услышала меня. А в следующее мгновение она рухнула на асфальт, и осталась лежать без единого движения.

Не помню точно, что я почувствовал в тот момент.

– Дашка! – сорвался с губ то ли шепот, то ли хрип.

Внутри все оцепенело от дикого страха, отчаяния, боли, но тело не останавливалось – я добежал до Даши и упал на колени рядом, пытаясь понять, что с ней. Дождь холодил кожу, заливал лицо, попадал в глаза, но мне было плевать. Первым делом проверил пульс на сонной артерии и дыхание. Пульс был частым, а дыхание – горячим. Да и сама Дашка буквально горела – у нее явно была температура.

– Девочка, очнись, – хлопал я ее по щекам, уложив головой на колени. – Даша, слышишь меня? Открой глазки. Даша, Дашенька. Малышка, ну же!..

На раздражение кожных рецепторов она не реагировала, и я, бережно подхватив ее на руки, направился обратно к университету – нельзя было оставлять Дашку под холодным ливнем.