Ненавистная фрау

…Я умираю от смеха, — говорила она издевательским тоном, — ты продал этой дуре Пейден никуда не годную клячу, которая, кроме того что беременна, страдает запалом и на шесть лет старше, чем ты сказал. Что ты будешь делать, когда это выяснится?

Ничего. — В голосе Кампманна слышалось самодовольство. — Пока все выяснится, дети так привяжутся к пони, что она не захочет ее возвращать. Кстати, завтра вечером я привезу лошадь для Конрэди. Настоящая развалина, но выглядит шикарно. Тебе придется немного ее объездить. Если она увидит тебя на осле, то сойдет с ума.

В чем закавыка?

У жеребца вышел срок, — сказал Кампманн. — Он больше не участвует ни в каких международных турнирах в манеже для выездки. Но дома он — высший класс. Если эта дуреха заставит своего старика раскошелиться, я позабочусь о том, чтобы лошадь никогда не дошла до турнира. Как всегда…

Сотрудники отдела К-2 какое-то время гадали, зачем Изабель Керстнер записывала эти разговоры. Более серьезными оказались другие видеодоказательства, которые Пия и Боденштайн выудили из тайника под полом.

— Поставьте следующий DVD-диск, — попросил Боденштайн своих коллег.

В эпизодах этого фильма фигурировала постель в спальне Изабель, но с другого ракурса. Очевидно, камера, как обычно, находилась в шкафу, в который Ягода так недоверчиво заглядывал. На втором диске вновь было зафиксировано горизонтальное усердие молодой женщины, причем с различными мужчинами, которых Боденштайн и его коллеги не знали. Но когда на втором диске появился четвертый мужчина, ситуация изменилась. В большой переговорной комнате воцарилось недоуменное молчание.

— Бог мой! — Пия первой обрела дар речи. — Этого не может быть.

— Невероятно, — сказал Боденштайн.

Они обменялись взглядами. Внезапно все изменилось. Дело обрело новые, более значительные масштабы.

— Что вы хотите? — Директор уголовной полиции Генрих Нирхоф снял очки для чтения и с непониманием посмотрел на Боденштайна.

— Я убежден, что самоубийство Гарденбаха и убийство Изабель Керстнер связаны между собой, — сообщил Боденштайн. — Гарденбаха шантажировали с помощью сексуального видео.

— Прекратите! — Директор уголовной полиции Нирхоф поднялся со своего места за письменным столом и энергично покачал головой. — Вы ведь знали этого человека лучше, чем я, Боденштайн! Гарденбах был образцом нравственной чистоты! При всем своем желании я не могу представить, что какой-то… по стельной историей он мог поставить под удар свою карьеру и свои политические амбиции!

Боденштайн наблюдал за шефом, который нервно ходил по кабинету. Для него не было неожиданностью, что Нирхоф отклонил определение на производство обыска в кабинете и частном доме Гарденбаха. Директор уголовной полиции вообще хотел избежать негативной огласки дела. После самоубийства Гарденбах был произведен прессой в ранг святого. Неприятные правдивые сведения повлекли бы за собой большие проблемы.

— Господин доктор Нирхоф, — приготовился Боденштайн к новой атаке, — Гарденбах был впутан в какое-то сомнительное дело. Мы узнали, что отдел по борьбе с экономическими преступлениями ведет следствие по делу Ганса Петера Ягоды и его публичной кампании. Нам также известно, что это расследование пару недель назад было прекращено из-за отсутствия доказательств. И прокурором, который выдал соответствующее постановление, был Гарденбах. Все, что мне нужно, это доказательства того, что он был замешан в деле и…

— Но это всего лишь неопределенные предположения! — резко прервал его Нирхоф. — Представьте себе, что случится, если вы и ваши люди post mortem[11] опорочите имя Гарденбаха, ваши подозрения в дальнейшем окажутся ложными! Как мы тогда будем выглядеть? Человек не может больше защититься от ваших обвинений.

— Так как он предпочел предварительно выстрелить себе в рот, — возразил спокойно Боденштайн. — Гарденбах покончил с собой, поскольку знал, что его карьере придет конец, если выяснится, что он препятствовал расследованию. Уклонение от наказания должностного лица, воспрепятствование органам правосудия, коррупция со стороны должностных лиц…

Нирхоф глубоко вздохнул.

— Подумайте о его семье. Такие обвинения повредят репутации супруга и отца.